Основы теорий времени и вечности (продолжение)

[temptator]

 

Основы теорий вечности и времени (продолжение)

 

Свободное распространение приветствуется

Автор: Лорин Патрик МакКевин (Lorin Patrick McKevin) ;

Версия: 1.0 от 08.04(Apr).2019

temptator@protonmail.com ;

samlib.ru/t/temptator ; temptator.dreamwidth.org ;

 

 

 

2.3. A‑последовательности и B‑последовательности; теории времени на их основе (A‑этернализм и B‑этернализм) и их критика McTaggart’ом; парадокс McTaggart’а

 

Впервые c определением A‑последовательности и B‑последовательности и с критикой теорий времени, основывающихся на этих последовательностях, выступил английский философ John МсTaggart Ellis McTaggart (1866 – 1925) в своей в журнальной статье «The Unreality of Time» («Нереальность времени») ([McTaggart1908]), в 1908 г. В более полном и продуманном виде соответствующие идеи, касающиеся природы времени и его нереальности, изложены в другом произведении McTaggart’а, а именно в двухтомнике «The Nature of Existence» («Природа существования») ([McTaggart1921]); первый том вышел в 1921 г, а второй — в 1927 г.; интересующие нас рассуждения про время находятся во втором томе, в XXXIII главе, которая называется «Time» («Время»). Мы будем вести изложение интересующих нас вопросов, касающихся времени, согласно [МсTaggart1921].

Значительно позже, в 1966 г., Richard M. Gale в журнальной  статье «МсTaggart’s analysis of Time» («McTaggart’овский анализ времени») ([Gale1966]) ввёл в оборот понятия «A‑теория времени» и «B‑теория времени». A‑теория времени основывается на A‑последовательности McTaggart’а, а B‑теория времени — на B‑последовательности McTaggart’а. Поскольку же обе эти теории суть ничто иное, как разновидности этернализма, то в настоящей работе мы говорим соответственно об A‑этернализме и B‑этернализме.

Обсуждение идей МсTaggart’а, касающихся времени, необходимо начать с определений того, что есть A‑последовательность и B‑последовательность. Внимательно прочитайте нижеследующие цитаты вместе со всеми примечаниями, как самого автора, так и нашими.

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, pp. 9‑10, sect. 305]:

<нц>

Sect. 305. Positions in time, as time appears to us primâ facie, are distinguished in two ways. Each position is Earlier than some and Later than some of the other positions. To constitute such a series there is required a transitive asymmetrical relation, and a collection of terms such that, of any two of them, either the first is in this relation to the second, or the second is in this relation to the first. We may take here either the relation of “earlier than”; or the relation of “later than”; both of which, of course, are transitive and asymmetrical. If we take the first, then the terms have to be such that, of any two of them, either the first is earlier than the second, or the second is earlier than the first.

In the second place, each position is either Past, Present, or Future. The distinctions of the former class are permanent, while those of the latter are not. If M is ever earlier than N, it is always earlier. But an event, which is now present, was future, and will be past.

Секц. 305.Местоположения (позиции) во времени, применительно к тому, как время является нам primâ facie¹, различаются двумя способами. Каждая позиция есть «Более ранняя, чем» некоторые другие позиции и «Более поздняя, чем» некоторые другие позиции. Чтобы учредить такую последовательность позиций, требуется транзитивное² асимметричное³ отношение, а также такое множество, члены которого такие, что для любых двух членов этого множества истинно, что либо первый член находится в данном отношении ко второму члену, либо второй член находится в данном отношении к первому члену. [В качестве такого транзитивного асимметричного отношения] мы здесь можем взять либо отношение «более ранний, чем», либо отношение «более поздний, чем»; оба таких отношения, разумеется, суть транзитивные и ассиметричные⁴. Если мы возьмём первое отношение, тогда упомянутые члены множества должны быть таковы, что для любых двух членов множества истинно, что либо первый член есть более ранний, чем второй член, либо второй член есть более ранний, чем первый член.

При втором способе различения позиций каждая позиция есть либо Прошлая, либо Настоящая, либо Будущая позиция⁵. Различия [, присущие позициям,] при использовании предшествующего класса [отношений] суть постоянные различия, тогда как различия последнего [класса отношений] суть изменяющиеся различия. Если событие M есть когда-либо более раннее, чем событие N, то оно всегда есть событие более ранее, чем событие N. Но событие, которое есть настоящее событие сейчас, было будущим событием и будет прошлым событием.

<кц>

1. Когда говорят о явлении нам чего-то (и, соответственно, о восприятии нами этого чего-то) «primâ facie», то имеют в виду явление нам и восприятие нами этого чего-то в таком виде, в каком оно является нам и воспринимается нами «по умолчанию», «не задумываясь», «на первый взгляд»; при этом, что важно, в первую очередь предполагается, что то, что мы увидели, восприняли, поняли, умозаключили касательно явления и так далее, так сказать, «при первом взгляде на него» и есть истина, если не доказано обратное. Из этого «если не доказано обратное» следует, что данное выражение также предполагает, что у нас имеются некие предрасположенности (предубеждения, особенности восприятия, предположения, недостаток информации, ведущий к неправильному пониманию, и так далее), связанные с данным явлением, влияющее на наше понимание, восприятие, и контекстуальную интерпретация явления, на наше отношение к нему; поэтому это выражение предполагает также (но — уже во вторую очередь!),  что мы можем ошибаться и что, следовательно, наше восприятие явления может быть и неправильным, то есть не таким, каким это явление есть в действительности. Эти ошибки, например, могут быть выявлены, например, путём логических рассуждений, предоставления добавления информации касательно явления, более тщательного исследования явления и так далее.

2. Дано множество. Если для любых трёх его членов A, B, C верно утверждение «если A состоит в отношении x с B, а B — с C, то при этом A состоит в отношении x с C», то данное отношение транзитивно; иначе данное отношение нетранзитивно.

Примеры транзитивных отношений: «больше», «меньше», «равно».

Пример нетранзитивного отношения: отношение средневекового европейского вассалитета по принципу «вассал моего вассала — не мой вассал». Барон присягает герцогу, присягнувшему королю, но не самому королю; при восстании герцога против короля барон может поддержать герцога, не вступая в противоречие с законом и общепринятой общественной моралью: ведь барон не давал клятвы верности королю.

3. Дано множество. Если для любых двух его членов A, B верно утверждение «если A состоит в отношении x с B, то и B состоит в этом же отношении с A», то данное отношение асимметрично; иначе данное отношение асимметрично.

Примеры симметричных отношений: «равно», «эквивалентно».

Примеры асимметричных отношений: «больше», «меньше».

4. Здесь, похоже, McTaggart несколько путается с тем, что есть отношение как таковое и что есть свойства-отношения как его аспекты или части. Собственно (бинарное) отношение — это то, что между двумя, а не у одного (то, что при двух, а не при одном), это «более ранний, чем – более поздний, чем» («более ранний – более поздний»): члены множества Y и Z находятся друг с другом именно в этом отношении; и это отношение порождает в каждом из этих двух членов как сторон, в нём участвующих, по одному свойству-отношению: в члене Y свойство-отношение «есть более ранний (член), чем Z», а в члене Z свойство-отношение «есть более поздний (член), чем Y». Эти свойства-отношения, повторим, суть аспекты и части отношения; можно считать, что отношение декомпозируется на эти два свойства-отношения, но, тем не менее, всегда надо помнить, что «одного без другого не бывает»: не может быть так, что Y «есть более ранний (член), чем Z», а Z не «есть более поздний (член), чем Y». Следовательно, когда «член Y „есть более ранний (член), чем Z‟» истинно и есть действительность, всегда истинно и есть действительность также и то, что «член Z „есть более поздний (член), чем Y‟».

Словом, строго говоря, нет таких отношений — «есть более ранний, чем» и «есть более поздний, чем», ибо это суть неразрывные свойства-отношения, аспекты и части одного и того же отношения «более ранний – более поздний» (оно же — «более поздний – более ранний»); и их, эти свойства-отношения, нельзя брать поодиночке, как это делает здесь McTaggart, ибо одного не бывает без другого.

5. McTaggart более явно вводит отношения «прошлости», «настоящести» и «будущести», в которых состоит каждый член последовательности, далее, в других секциях.

<кп2>

([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, pp. 10‑11, sect. 306]):

<нц>

Sect. 306. For the sake of brevity I shall give the name of the A series to that series of positions which runs from the far past through the near past to the present, and then from the present through the near future to the far future, or conversely. The series of positions which runs from earlier to later, or conversely, I shall call the B series. The contents of any position in time form an event. The varied simultaneous contents of a single position are, of course, a plurality of events. But, like any other substance, they form a group, and this group is a compound substance. And a compound substance consisting of simultaneous events may properly be spoken of as itself an event^II.

<кц>

II. It is very usual to contemplate time by the help of a metaphor of spatial movement. But spatial movement in which direction? The movement of time consists in the fact that later and later terms pass into the present — or which is the same fact expressed in another way — that presentness passes to later and later terms. If we take it the first way, we are taking the B series as sliding along a fixed A series. If we take it the second way, we are taking the A series as sliding along a fixed B series. In the first case time presents itself as a movement from future to past. In the second case it presents itself as a movement from earlier to later. And this explains why we say that events come out of the future, while we say that we ourselves move towards the future. For each man identifies himself especially with his present state, as against his future or his past, since it is the only one which he is directly perceiving. And this leads him to say that he is moving with the present towards later events. And as those events are now future, he says that he is moving towards the future.

Thus the question as to the movement of time is ambiguous. But if we ask what is the movement of either series, the question is not ambiguous. The movement of the A series along the B series is from earlier to later. The movement of the B series along the A series is from future to past.

<кп>

Секц. 306. Ради краткости я дам имя A-последовательности такой последовательности «местоположений [во времени]» (позиций), которая «бежит» из отдалённого прошлого к настоящему чрез близкое прошлое, а затем — из настоящего к отдалённому будущему чрез близкое будущее^{1, 2} или наоборот. Последовательность же «местоположений [во времени]» (позиций), которая «бежит» из более раннего к более позднему или наоборот, я назову B-последовательностью^{3, 4, 5}. Содержание каждого «местоположения во времени» (позиции во времени) образует (формирует) событие⁶. Различные одновременные содержания одного и того же «местоположения» (позиции) суть, разумеется, ничто иное, как множество событий. Но, подобно всякой другой сущности⁷, они образуют группу, и эта группа есть ничто иное, как составная сущность. А о составной сущности, состоящей из одновременных событий, можно говорить как о том, что само по себе есть событие^II.

<кц>

II. Общепринято умосозерцать время с помощью метафоры движения в пространстве. Но, спрашивается: движения в пространстве в каком именно направлении? Движение времени состоит в том факте, что всё более и более поздние члены последовательности перемещаются в настоящее — или, что есть тот же самый факт, выраженный другим способом, — в том, что настоящесть перемещается во всё более и более поздние члены последовательности. Если мы рассматриваем движение времени первым способом, то мы представляем B‑последовательность как то, что «скользит» вдоль неподвижной A‑последовательности. А если мы рассматриваем движением времени вторым способом, то мы представляем A‑последовательность как то, что скользит вдоль неподвижной B‑последовательности. В первом случае время представляется как движение из будущего в прошлое. Во втором же случае время представляется как движение из более раннего в более позднее. И это объясняет то, почему мы говорим о событиях как о том, что приходит из будущего, тогда как о самих себе мы говорим как о тех, которые двигаются по направлению в будущее. Ибо всякий человек идентифицирует себя самого главным образом со своим собственным настоящим состоянием, которое при этом противопоставляется собственному будущему или собственному прошлому состоянию, ибо настоящее состояние есть то единственное состояние, которое человек воспринимает непосредственно. И это подталкивает человека говорить, что он движется вместе с настоящим по направлению к более поздним событиями. И так как те события в «сейчас» суть будущее, человек говорит, что он движется по направлению в будущее.

Таким образом, данный вопрос в отношении движения времени является затруднительным. Но если мы спросим о том, что есть движение той или иной последовательности, то ответ на этот вопрос не вызывает затруднения. Движение A‑последовательности вдоль B‑последовательности есть движение из более раннего в более позднее. Движение же B‑последовательности вдоль A‑последовательности есть движение из будущего в прошлое.

<кп1>

1. Другими словами: А‑последовательность «местоположений во времени» (позиций во времени) есть такая их последовательность, в которой они упорядочены таким образом: во-первых, через отношения «настоящая позиция — будущая позиция», «настоящая позиция — прошлая позиция», и, во-вторых, через отношения степеней удалённости от настоящей позиции, благодаря чему можно говорить, например, об «отдалённом прошлом» и «близком прошлом», а также об «отдалённом будущем» и «близком будущем». При этом встаёт вопрос: что лежит в основе таких отношений? Можно предположить, что есть три обычных, внутренних (intrinsic) качества или, иначе говоря, свойства: «прошлость», «настоящесть» и «будущесть» и при этом события, находящиеся в соответствующих позициях, обладают ими так, что при этом порождаются упомянутые отношения; однако можно предположить, что в основе этих отношений лежат другие отношения, а именно отношения или отношение каждого члена последовательности с чем-то, находящимся вне A‑последовательности и, следовательно, вне её времени; в этом случае «прошлость», «настоящесть» и «будущесть» суть не обычные, то есть внутренние (intrinsic), качества или свойства, а свойства-отношения или, иначе говоря, просто отношения, которые, как ясно, носят внешний (extrinsic) характер. McTaggart полагает именно так; правда, он, утверждая о наличии упомянутого «чего-то вне A‑последовательности и вне её времени», с которым находятся в отношениях члены А-последовательности, не говорит более конкретно, что это «чего-то» есть такое и даёт ему туманные названия вроде «вещь», «член».

2. В A‑последовательности есть одна привилегированная позиция, а именно настоящая позиция, относительно которой и говорится о прошлых или же будущих позициях. Если A‑последовательность есть физическая реальность (то есть: если физическое время есть A‑последовательность позиций, содержащих соответствующие действия, которые, будучи в определённых позициях, образуют, формируют события), то прошлые физические позиции учреждают в физическом времени как его часть физическое прошлое время, настоящие — настоящее время, а будущие — будущее время. Соответственно, эти три физических времени (three times) в уме и сознании, то есть в языке и в мышлении, имеющем языковую форму (осуществляющемся посредством языка), отражаются в виде трёх основных грамматических времён (three tenses) — то есть настоящего, прошлого и будущего времени в смысле грамматических, лингвистических явлений и понятий.

3. Другими словами: B‑последовательность «местоположений во времени» (позиций во времени) есть такая их последовательность, в которой они упорядочены через отношение «более поздняя позиция — более ранняя позиция», которая создаёт как свои части или аспекты в сторонах-участниках этого отношения, а именно в членах последовательности Y и Z, свойства-отношения: в Y свойство-отношение «есть более ранний (член), чем Z», а в Z свойство-отношение «есть более поздний (член), чем Y».

4. В B‑последовательности нет привилегированных позиций: все они равноправны; и та позиция, которая выступает как более поздняя относительно предшествующей, более ранней, также выступает и сама как более ранняя относительно последующей, более поздней.

5. При наличии (создании) A‑последовательности B‑последовательность из тех же членов имеется (получается в уже готовом виде) автоматически. Приведём аналогию: если упорядочить вещи, созданные из одного и того же материала (например, меди) по весу, то при этом мы автоматически получим упорядочивание и по объёму; также: могут быть такие живые существа одного и того же вида, что упорядочивание особей по возрасту приведёт и к их упорядочиванию по весу или по росту. Однако при наличии (создании) B‑последовательности A‑последовательность из тех же членов не имеется (не создаётся) автоматически — хотя бы потому, что, как сказано, B‑последовательность не имеет привилегированного члена.

6. Как объем пространства есть местоположение для физического тела, так и некая длительность времени есть местоположение для действия, совершаемого физическим телом над другим физическим телом или над собой. Когда это действие «привязывается» к определённой длительности времени на временно́й шкале, то есть помещается в определённое «временно́е местоположение» («местоположение во времени»), то это действие становится событием. Таким образом, содержание позиции — это действие; и, поскольку это действие помещено в конкретную позицию, постольку данное действие есть событие.

Напомним, что действие существует в (при) действующем и когда мы говорим о действии, то мы говорим о действующем, пребывающем в состоянии совершения этого действия. Поэтому, строго говоря, «позиция во времени» — это проекция «позиции в пространственно-временном континууме» на время; действующий вместе со своим действием находится именно в ней, в данной «позиции в пространственно-временном континууме».

Поскольку течение потока времени есть действие, то можно говорить об A‑последовательностях и B‑последовательностях, в которых позиции содержат такие события, как протекания соответствующих моментов времени. В этих случаях также отдельно говорится об A‑последовательностях и B‑последовательности моментов времени.

Здесь, правда, есть трудность: спрашивается: в каком времени, относительно какого времени, мы рассматриваем вышеупомянутое течение времени? Тоже ли это время, из которого ведётся рассмотрение или иное? Чтобы не утомлять себя подобными трудностями можно поступить проще. Можно сказать: как нет какого-то пространства, в котором располагается наше пространство наподобие вещи, расположенной в пространстве, так нет и каких-то «позиций», в котором располагается время со своими моментами: эти моменты и есть ничто иное, как сами позиции. То есть: последовательность позиций во времени — это и есть последовательность моментов времени, как A‑последовательность, так и B‑последовательность.

Упомянем ещё об одной трудности: МсТаggart принимает, как и подавляющее большинство, что момент времени (например, «сейчас») имеет нулевую длительность, то есть то, что момент есть «точка времени» (и, таким образом, получается, что ненулевые длительности образуются из множества нулевых длительностей, ибо такая «точка времени» берётся за примитив, за исходный элемент времени); но ведь в точке времени нет места для процесса, то есть для протекания чего-то, нет места для движения.

7. Как ясно, McTaggart называет событие сущностью в широком смысле этого слова — когда, например, и свойство (в том числе отношение), и силу, и материальное тело можно назвать «сущностью».

<кп2>

Далее отметим то, что McTaggart рассматривает время как то, что подобно не внутреннему (intrinsic) свойству (вроде «быть круглым», «меть такую-то кристаллическую решётку»), но свойству-отношению (вроде «находиться между двух деревьев»), которое по определению есть внешнее (extrinsic) свойство.

Отметим также, что МсTaggart выдвигает следующее важное положение: «если B‑последовательность может учреждать время сама по себе, без A‑последовательности, то изменение должно быть возможным без существования какой-либо A‑последовательности». Действительно: время, течение времени невозможны без движения и изменения; и если мы говорим о времени, то подразумеваем, что имеет место движение и изменение, то есть объективно, вне ума и сознания и независимо от них сущее движение и изменение.

Внимательно прочитайте нижеследующую цитату вместе с примечаниями ([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, pp. 11‑12, sect. 309]):

<нц>

Sect. 309. It would, I suppose, be universally admitted that time involves change. In ordinary language, indeed, we say that some thing can remain unchanged through time. But there could be no time if nothing changed. And if anything changes, then all other things change with it. For its change must change some of their relations to it, and so their relational qualities. The fall of a sand-castle on the English coast changes the nature of the Great Pyramid.

If, then, a B series without an A series can constitute time, change must be possible without an A series. Let us suppose that the distinctions of past, present, and future do not apply to reality. In that case, can change apply to reality?

Секц. 309. Общепризнанным мнением, как я полагаю, следовало бы считать то мнение, что наличие времени подразумевает наличие изменения. Действительно: в повседневном языке мы говорим, что нечто может оставаться неизменным во времени. Но не может быть никакого времени, если ничто не изменятся. А если что-либо изменяется, то все прочие вещи изменяются вместе с этим изменяющимся. Ибо изменения изменяющегося должны изменять некоторые из отношений прочих вещей к этой изменяющейся вещи и, таким образом, изменять свойства-отношения (реляционные качества) эти прочих вещей. Разрушение песочного замка на английском берегу изменяет природу Великой Пирамиды в Египте¹.

Следовательно, если B‑последовательность может учреждать время сама по себе, без A‑последовательности, то изменение должно быть возможным без существования какой-либо A‑последовательности. Давайте предположим, что различия прошлого, настоящего и будущего неприменимы к действительности. В таком случае встаёт вопрос: может ли само изменение быть применимо к действительности?

<кц>

1. По-видимому, слова об изменении природы пирамиды в данном случае следует понимать в следующем смысле. Если бы во всей вселенной была только лишь недвижимая, «замороженная», пирамида, то не было бы времени — ибо не было бы никакого движения или, иначе говоря, изменения; но как только появляется ещё и песчаный замок, могущий разрушаться, то есть изменяться, так вместе с ним, а, точнее, с его изменением, во вселенной появляется и время: сначала пирамида существует как сосуществующая с целым замком, потом как сосуществующая с замком, разрушенным на 1%, потом как сосуществующая с замком, разрушенным на 2% и так далее. При таком подходе получается, что время не есть нечто внутренне (intrinsic) присущее пирамиде как таковой, но оно возникает тогда, когда пирамида вступает в некие отношения с тем, что вне её, а именно с песочным замком; то есть: время для пирамиды есть нечто внешнее (extrinsic), нечто подобное не внутренним (intrinsic) свойствам, но свойствам-отношениям, которые суть по определению внешние (extrinsic) свойства.

<кп2>

Далее, анализируя B‑последовательность, МсTaggart приходит к выводу, что сама по себе, без A‑последовательности, B‑последовательность не может учреждать время, ибо одной B‑последовательности недостаточно для того, чтобы объективно, вне ума и сознания и независимо от них, существовало движение и изменение, без которых невозможно существование времени ([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 12, sect. 310]):

<нц>

Sect. 310. What, on this supposition, could it be that changes? Can we say that, in a time which formed a B series but not an A series, the change consisted in the fact that the event ceased to be an event, while another event began to be an event? If this were the case, we should certainly have got a change.

But this is impossible. If N is ever earlier than and later than M, it will always be, and has always been, earlier than and later than M, since the relations of earlier and later are permanent. N will thus always be in a B series. And as, by our present hypothesis, a B series by itself constitutes time, N will always have a position in a time-series, and always has had one. That is, it always has been an event, and always will be one, and cannot begin or cease to be an event.

Or shall we say that one event M merges itself into another event N, while still preserving a certain identity by means of an unchanged element, so that it can be said, not merely that M has ceased and N begun, but that it is M which has become N? Still the same difficulty recurs. M and N may have a common element, but they are not the same event, or there would be no change. If, therefore, M changed into N at a certain moment, then at that moment, M would have ceased to be M, and N would have begun to be N. This involves that, at that moment, M would have ceased to be an event, and N would have begun to be an event. And we saw, in the last paragraph, that, on our present hypothesis, this is impossible.

Nor can such change be looked for in the different moments of absolute time, even if such moments should exist. For the same argument will apply here. Each such moment will have its own place in the B series, since each would be earlier or later than each of the others. And, as the B series depends on permanent relations, no moment could ever cease to be, nor could it become another moment.

Секц. 310. Что же, при принятии данного предположения, может быть тем, что изменяется? Можем ли мы сказать, что применительно к такому времени, которое формирует B‑последовательность, но не A‑последовательность, изменение заключается в том факте, что определённое событие перестаёт быть событием, тогда как другое событие начинает быть событием? Если бы дело обстояло именно таким образом, мы, несомненно, должны бы были иметь изменение.

Но это невозможно. Если когда-либо событие N есть более раннее и, вместе с тем, более позднее событие, чем событие M [, так как началось раньше начала М и окончилось позже окончания М], то это событие N всегда будет и всегда было таким событием, то есть более ранним и, вместе с тем, более поздним событием, чем событие M, ибо отношения «есть более раннее, чем» и «и есть более позднее, чем» постоянны. Событие N, таким образом, всегда будет присутствовать в B‑последовательности. И поскольку, согласно используемой сейчас гипотезе, B‑последовательность сама по себе учреждает время, событие N всегда будет занимать соответствующее положение во временно́й последовательности событий и всегда занимало это положение. То есть: оно всегда было событием и всегда будет событием и оно не может ни начать быть событием, ни прекратить быть событием [в соответствующей B‑последовательности].

Или мы должны предположить, что одно событие, событие M, сливается с другим событием, событием N, погружается в него, поглощается им — однако же так, что при этом можно сказать не только то, что событие М перестало быть, а событие N начало быть, но и то, что этим событием N стало ничто иное, как событие M? В этом случае заново возникает та же самая трудность. Да, события M и N могут иметь общий элемент, но они не суть одно и то же событие — ибо в противном случае не было бы никакого изменения. Следовательно, если событие M изменилось в событие N в определённый момент, то в этот самый момент событие M должно прекратить быть событием M, а событие N в этот же момент должно начать быть событием N. Это подразумевает, что в тот момент событие M прекратило быть событием [в соответствующей B‑последовательности], а событие N начало быть событием [в этой B‑последовательности]. Но в предшествующем параграфе мы видели, что при используемой сейчас гипотезе это невозможно.

<кц>

<кп2>

Проводя анализ далее, McTaggart приходит к выводу, что для учреждения времени члены B‑последовательности должна существовать как то, что попутно образуется A‑последовательностью (сравни: если упорядочить фигурки из меди по весу, то одновременно произойдёт и их упорядочивание по объёму), ибо без A‑последовательности не может быть никакого времени. Соответственно, если нет A‑последовательности, то не может быть и B‑последовательности, ибо последняя есть всего лишь «попутный, побочный продукт» первой.

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 13, sect. 311]):

<нц>

Sect. 311. Change, then, cannot arise from an event ceasing to be an event, nor from one event changing into another. In what other way can it arise ? If the characteristics of an event change, then there is certainly change. But what characteristics of an event can change? It seems to me that there is only one class of such characteristics. And that class consists of the determinations of the event in question by the terms of the A series.

Take any event the — death of Queen Anne, for example — and consider what changes can take place in its characteristics. That it is a death, that it is the death of Anne Stuart, that it has such causes, that it has such effects — every characteristic of this sort never changes. “Before the stars saw one another plain,” the event in question was the death of a Queen. At the last moment of time — if time has a last moment — it will still be the death of a Queen. And in every respect but one, it is equally devoid of change. But in one respect it does change. It was once an event in the far future. It became every moment an event in the nearer future. At last it was present. Then it became past, and will always remain past, though every moment it becomes further and further past^I.

Such characteristics as these are the only characteristics which can change. And, therefore, if there is any change, it must be looked for in the A series, and in the A series alone. If there is no real A series, there is no real change. The B series, therefore, is not by itself sufficient to constitute time, since time involves change.

<кц>

I. The past, therefore, is always changing, if the A series is real at all, since at each moment a past event is further in the past than it was before. This result follows from the reality of the A series, and is independent of the truth of our view that all change depends exclusively on the A series. It is worth while to notice this, since most people combine the view that the A series is real with the view that the past cannot change a combination which is inconsistent.

<кп>

Секц. 311. Изменение, следовательно, не может возникнуть ни из-за того, что некое событие прекращает быть событием, ни из-за того, что одно событие изменяется в другое. Каким же иным способом может возникнуть изменение? Если характеристики некоего события изменяются, то, несомненно, в этом случае имеется изменение. Но какие именно характеристики события могут изменяться? Как мне кажется, есть лишь один класс таких характеристик. И этот класс состоит из свойств-отношений рассматриваемого события, определяющих его принадлежность к прошлому, настоящему и будущему согласно понятиям, подразумеваемых A‑последовательностью.

Возьмём для примера какое-либо событие — скажем, смерть королевы Анны — и рассмотрим, какие изменения имеют место применительно к характеристикам этого события. То, что это событие есть смерть, то, что оно есть смерть Анны Стюарт, то, что оно имеет такие-то причины, то, что оно имеет такие-то последствия — всё это, каждая из характеристик подобного вида, никогда не изменяется. «Прежде, чем звёзды узрели одна другую ясно», данное рассматриваемое событие было той самой смертью, смертью королевы. И даже в последний момент времени — если, конечно, у времени есть последний момент — данное событие по-прежнему всё ещё будет той же самой смертью королевы. И во всех отношения, кроме одного, это событие равным образом будет чуждым изменения. Но в одном отношении данное событие, действительно, претерпит перемену. Однажды это событие было тем, что находится в отдалённом будущем. Затем с наступлением каждого нового момента времени это событие становилось всё более и более близким будущим событием. Наконец, некогда это событие было настоящим событием. А после этого оно стало прошлым событием и всегда оставалось таковым, хотя при этом с каждым новым моментом времени оно становится всё более и более отдалённым прошлым событием^I.

Такие изменяющиеся характеристики, как те, о которых здесь сказано, суть единственные характеристики, которые могут претерпевать изменения. И, следовательно, если существует какое-либо изменение, то его следует искать в A‑последовательности и только лишь в A‑последовательности. И если A‑последовательность не существует в действительности, то в действительности не существует и никакого изменения. Следовательно, B‑последовательности самой по себе ещё недостаточно, чтобы учредить время, ибо время подразумевает изменение.

<кц>

I. Прошлое, следовательно, есть всегда изменяющееся прошлое — если, конечно, A‑последовательность вообще существует в действительности, — ибо с каждым новым моментом всякое прошлое событие становится событием более отдалённого прошлого, нежели прежде. Этот вывод следует из предположения о том, что A‑последовательность существует в действительности и при этом он не зависит от достоверности нашего мнения о том, что всякое изменение требует наличия A-последовательности. Данный факт имеет смысл заметить здесь попутно по той причине, что большинство людей соединяет мнение о существовании A‑последовательности в действительности с мнением о том, что прошлое не может изменяться; такая комбинация, как видим, непоследовательна и противоречива.

<кп1>

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 13, sect. 312]:

<нц>

Sect. 312. The B series, however, cannot exist except as temporal, since earlier and later, which are the relations which connect its terms, are clearly time-relations. So it follows that there can be no B series when there is no A series, since without an A series there is no time.

Секц. 312. B‑последовательность, однако, не может существовать, кроме как будучи темпоральной¹, ибо отношения «более ранний» и «более поздний», соединяющие члены последовательности в единое целое, суть явные временны́е отношения². Таким образом, отсюда следует, что не может быть никакой B‑последовательности, когда нет A‑последовательности, ибо без A‑последовательности не может быть никакого времени^{3, 4}.

<кц>

1. То есть такой, что её члены также параллельно являются членами A‑последовательности, причём с сохранением того же порядка следования друг за другом.

2. Несколько запутанная фраза. Временны́е отношения здесь понимаются по определению как то, что подразумевает наличие изменений: нет изменений — нет и времени. А изменения возможны только при наличии A‑последовательности, учреждающей время с настоящим, прошлым и будущим. Таким образом, смысл слов такой: поскольку отношения «более ранний» и «более поздний» между членами B‑последовательности подразумевают наличие объективно-сущих изменений во времени, которые возможны только при наличии А‑последовательности, то члены B‑последовательности должны быть и членами А-последовательности, расположенными в том же самом порядке.

3. И, следовательно, никого изменения — так как изменение происходит исключительно во времени.

Таким образом: признание того, что в действительности существуют как B‑последовательность, так и изменения, а, значит, и время, с необходимостью ведёт к признанию действительности существования A‑последовательности, параллельно формируемой B‑последовательностью. А сторонники действительного существования B‑последовательности, отвергающие существование в действительности A‑последовательности, вместе с этим должны отвергнуть и существование в действительности изменений, а, значит, и времени; если же они этого не делают, то поступают нелогично и их теории времени из-за этого несут в себе противоречие.

<кп2>

Выяснив роль A‑последовательности и B‑последовательности в учреждении времени, а также их взаимосвязь при учреждении времени (сейчас мы пока ещё полагаем, что время и изменения существуют в действительности), McTaggart начинает более пристальное исследование А‑последовательности. В частности, его интересует вопрос: что именно делает тот или иной член этой последовательности прошлым членом, настоящим членом или будущем членом, то есть членом, относящимся соответственно к прошлому, настоящему или будущему времени.

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 19, sect. 326]:

<нц>

Sect. 326. Past, present, and future are characteristics which we ascribe to events, and also to moments of time, if these are taken as separate realities. What do we mean by past, present, and future? In the first place, are they relations or qualities? It seems quite clear to me that they are not qualities but relations, though, of course, like other relations, they will generate relational qualities in each of their terms^I. But even if this view should be wrong, and they should in reality be qualities and not relations, it will not affect the result which we shall reach. For the reasons for rejecting the reality of past, present, and future, which we are about to consider, would apply to qualities as much as to relations.

<кц>

I. It is true, no doubt, that my anticipation of an experience M, the experience itself, and the memory of the experience, are three states which have different original qualities. But it is not the future M, the present M, and the past M, which have these three different qualities. The qualities are possessed by three different events — the anticipation of M, M itself, and the memory of M — each of which in its turn is future, present, and past. Thus this gives no support to the view that the changes of the A series are changes of original qualities.

<кп>

Ceкц. 326. «Прошлое», «настоящее» и «будущее» суть характеристики, которые мы приписываем событиям, а также моментам времени, если мы рассматриваем последние как отдельные действительности. Но что мы понимаем под этими характеристиками? На первом месте здесь стоит вопрос: суть ли они отношения или же обычные свойства (качества)? Для меня вполне ясно, что они суть не обычные свойства, но свойства-отношения — хотя, конечно же, подобно прочим отношениям, они порождают свойства-отношения в каждой из сторон, участвующей в отношении^{I, 1}. Но даже если такой взгляд на существо дела окажется неверным, то есть если окажется, что в действительности рассматриваемые характеристики суть обычные свойства (качества), а не отношения, то и в этом случае тот вывод, к которому мы придём, будет верен. Ибо те доводы в пользу отвержения того, что прошлое, настоящее и будущее суть действительно-сущие, к рассмотрению которых мы подошли, применимы как для случая отношений, так и для случая обычных свойств (качеств).

<кц>

I. Это, несомненно, верно, что моё предвосхищение опыта события M, сам опыт его, а также воспоминание об этом опыте суть три состояния, имеющих различные исходные свойства (качества). Но при этом неверно то, что будущее событие M, настоящее событие M, а также прошлое событие M суть те события, которые обладают этими тремя различными свойствами (качествами). Этими свойствами (качествами) обладают три следующих различных события: предвосхищение события M, само событие M, а также воспоминание о событии M; и при этом каждое из данных событий, в свою очередь, есть будущее событие, есть настоящее событие и есть прошлое событие. Таким образом, здесь мы не имеем чего-либо в поддержку того мнения, что изменения в A‑последовательности суть изменения исходных свойств (качеств).

<кп1>

1. Смысл терминологии, употребляемой здесь McTaggart’ом такой. Когда мы говорим, что между Петром и Иоанном имеется отношение «отец – сын» (первый есть отец второму, второй есть сын первому), то мы говорим собственно об отношении, в котором Пётр и Иоанн выступают в качестве сторон. Это «собственно отношение», о котором говорится просто как об отношении, в каждой из своих сторон (то есть вступающих в него сторон) порождает по свойству-отношению: в Петре — «есть отец Иоанна», а в Иоанне — «есть сын Петра». Отношение («собственно отношение») McTaggart называет «relation», а свойство-отношение — «relative quality» («относительное качество», «реляционное качество»). При этом «relative quality» следует отличать от просто «quality», то есть обычного свойства (качества): первое есть внешнее (extrinsic) свойство, а второе — внутреннее (intrinsic). Следует также отметить, что упоминающиеся здесь отношения между членами A‑последовательности и «чем-то» таковы, что это «что-то», согласно McTaggart’у, вообще находится вне этой последовательности и вне её времени; о том, что же это есть такое, McTaggart подробно не говорит.

Отметим также: можно считать, что отношение («собственно отношение») порождает два свойства-отношения в том смысле, что оно полностью декомпозируется на эти два свойства-отношения; поэтому можно также говорить и обратное: два свойства-отношения порождают, составляют отношение («собственно отношение»), они суть его аспекты. Однако, по-видимому, просто отношения также часто называются свойствами-отношениями, а свойства-отношения — просто отношениями; это может привести к путанице.

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, pp. 19‑20, sect. 327]:

<нц>

Sect. 327. If, then, anything is to be rightly called past, present, or future, it must be because it is in relation to something else. And this something else to which it is in relation must be some thing outside the time-series. For the relations of the A series are changing relations, and no relations which are exclusively between members of the time-series can ever change. Two events are exactly in the same places in the time-series, relatively to one another, a million years before they take place, while each of them is taking place, and when they are a million years in the past. The same is true of the relation of moments to one another, if moments are taken as separate realities. And the same would be true of the relations of events to moments. The changing relation must be to something which is not in the time-series.

Past, present, and future, then, are relations in which events stand to something outside the time-series. Are these relations simple, or can they be defined? I think that they are clearly simple and indefinable. But, on the other hand, I do not think that they are isolated and independent. It does not seem that we can know, for example, the meaning of pastness, if we do not know the meaning of presentness or of futurity.

Секц. 327. Если, следовательно, что-либо по справедливости называется прошлым, настоящим или будущим, то оно должно быть таковым потому, что находится в соответствующим отношении с чем-то другим. И это «что-то другое», с которым это «что-либо» состоит в отношении, должно быть некоей вещью, находящейся вне временной последовательности. Ибо отношения, свойственные A‑последовательности суть изменяющиеся отношения, и при этом нет никаких отношений, которые существовали бы исключительно между членами временно́й последовательности, таких (отношений), что они когда-либо могли измениться. Два события, будучи рассматриваемы относительно друг друга, всегда находятся в точности в тех же самых местах временной последовательности — и за миллион лет до того, как они произошли, и тогда, когда происходило каждое из них, и миллион лет после того, как они произошли, и существовали после этого уже как прошлые события. Это же можно сказать и об отношении одного момента времени к другому моменту времени — если рассматривать моменты времени как отдельные действительности. И это же можно сказать и об отношениях между событиями и моментами. Изменяющееся отношение должно быть отношением с чем-то, что существует не во временно́й последовательности.

Прошлое, настоящее и будущее, следовательно, суть отношения, в которых события находятся с чем-то, что существует вне временно́й последовательности. Спрашивается: это отношения суть простые отношения или же им можно дать определения¹? Я думаю, что они суть чисто простые отношения, которым нельзя дать определений. Но, с другой стороны, я не думаю, что они изолированы и независимы. Не кажется, что мы знаем, например, значение прошлости, если мы не знаем значение настоящести или будущести.

<кц>

1. МсTaggart рассматривает отношения прошлости, настоящести и будущести как то, что отражается самыми примитивными, самыми исходными, самыми общими, то есть предельно‑общими, базовыми, несводимыми друг к другу понятиями, которым нельзя дать определения в привычном смысле, но можно лишь дать такие о них представления, в которых они выступают как нечто интуитивно-понятное и при этом «определеяющееся» в словесной форме друг через друга. Таковы, например, все предельно-общие философские понятия, подпадающие под это определение.

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 20, sect. 328]

<нц>

Sect. 328. We must begin with the A series, rather than with past, present, and future, as separate terms. And we must say that a series is an A series when each of its terms has, to an entity X outside the series, one, and only one, of three indefinable relations, pastness, presentness, and futurity, which are such that all the terms which have the relation of presentness to X fall between all the terms which have the relation of pastness to X, on the one hand, and all the terms which have the relation of futurity to X, on the other hand.

We have come to the conclusion that an A series depends on relations to a term outside the A series. This term, then, could not itself be in time, and yet must be such that different relations to it determine the other terms of those relations, as being past, present, or future. To find such a term would not be easy, and yet such a term must be found, if the A series is to be real. But there is a more positive difficulty in the way of the reality of the A series.

Секц. 328. Мы должны начать с рассмотрения A‑последовательности как таковой, а не с рассмотрения прошлого, настоящего и будущего как отдельных понятий. И мы должны сказать, что последовательность есть A‑последовательность тогда, когда каждый из её членов имеет по отношению к некоей сущности X, находящейся вне последовательности, одно и только одно из трёх неопределимых отношений, а именно прошлости, настоящести и будущести, которые таковы, что все члены последовательности, имеющие отношение настоящести с сущностью X, находятся в таком промежутке последовательности, что по одну сторону этого промежутка располагаются все члены последовательности, находящиеся с сущностью X в отношениях прошлости, а по другую сторону этого промежутка располагаются все члены последовательности, находящиеся с сущностью X в отношениях будущести.

Мы пришли к заключению, что A‑последовательность базируется на отношениях её членов к некоему члену, находящемуся вне этой A‑последовательности. Этот член, следовательно, не может сам по себе находиться во времени и при этом ещё он должен быть таким, чтобы различные отношения с ним определяли другие члены, состоящие в этих отношениях, либо как прошлые члены, либо как настоящие члены, либо как будущие члены. Найти такой  член может оказаться непростой задачей; и, помимо этого, такой член [как элемент действительности] может быть найден, лишь если A‑последовательность существует в действительности. Однако имеется более позитивная [в смысле её разрешения] трудность, встающая на пути признания того, что A‑последовательность существует в действительности¹ [, нежели трудность, связанная с вопросом о существовании в действительности упомянутого члена].

<кц>

1. Если удастся доказать, что A‑последовательность не существует в действительности из-за своей противоречивости так, что при этом не будет привлекаться вопрос о том, чем бы мог быть упомянутый член, находящийся вне этой последовательности, то этот последний вопрос отпадёт сам собой как переставший быть существенным для доказательства того, что A‑последовательности существует в действительности.

<кп2>

Наконец, МсTaggart переходит к центральному месту своих размышлений о времени — к выводу того, что определение A‑последовательности несёт в себе противоречие и что A‑последовательность не существует в действительности (а отсюда следует то, что и B‑последовательность не существует в действительности).

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 20, sect. 329]:

<нц>

Sect. 329. Past, present, and future are incompatible determinations. Every event must be one or the other, but no event can be more than one. If I say that any event is past, that implies that it is neither present nor future, and so with the others. And this exclusiveness is essential to change, and therefore to time. For the only change we can get is from future to present, and from present to past.

The characteristics, therefore, are incompatible. But every event has them all^I. If M is past, it has been present and future. If it is future, it will be present and past. If it is present, it has

been future and will be past. Thus all the three characteristics belong to each event. How is this consistent with their being incompatible?

<кц>

I. If the time-series has a first term, that term will never be future, and if it has a last term, that term will never be past. But the first term, in that case, will be present and past, and the last term will be future and present. And the possession of two incompatible characteristics raises the same difficulty as the possession of three. Cp. p. 26.

<кп>

Секц. 329. Прошлое, настоящее и будущее суть несовместимые свойства-отношения, определяющие важнейшие характеристики членов последовательности. Всякое событие может быть тем или иным, но никакое событие не может быть более чем одним событием. Если я говорю, что некое событие есть прошлое событие, то это подразумевает, что оно не есть ни настоящее, ни будущее событие; подобное можно сказать и применительно к другим событиям [, а именно к событиям, которые есть настоящие события и к событиям, которые есть будущие события]. И эта исключительность является существенной для существования изменения и, следовательно, для существования времени. Ибо то единственное изменение, которое мы можем «ухватить» — это изменение будущего в настоящее и изменение настоящего в прошлое.

Эти характеристики, следовательно, несовместимы. Но всякое событие обладает всеми ими^I. Если событие M есть прошлое событие, то оно было и настоящим, и будущим событием. Если оно есть будущее событие, то оно будет и настоящим, и прошлым событием. Если оно есть настоящее событие, то оно было будущим событием и будет прошлым событием. Таким образом, все эти три характеристики принадлежат каждому событию. Спрашивается: как это согласуется с тем, что эти три характеристики несовместимы?

<кц>

I. Если временна́я последовательность имеет первый член, то этот член никогда не будет будущим членом; и если она имеет последний член, то этот член никогда не будет прошлым членом. Но в этом случае первый член будет и настоящим членом, и прошлым членом, а последний член будет и будущим членом, и настоящим членом. При этом обладание двумя несовместимыми характеристиками вызывает то же самое затруднение, что и обладание тремя. Сравни: с. 26.

<кп1>

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 21, sect. 330]:

<нц>

Sect. 330. It may seem that this can easily be explained. Indeed, it has been impossible to state the difficulty without almost giving the explanation, since our language has verb-forms for the past, present, and future, but no form that is common to all three. It is never true, the answer will run, that M is present, past, and future. It is present, will be past, and has been future. Or it is past, and has been future and present, or again is future, and will be present and past. The characteristics are only incompatible when they are simultaneous, and there is no contradiction to this in the fact that each term has all of them successively.

Sect. 330. Как может показаться, это легко может быть объяснено. Действительно, было невозможным утверждать о наличии затруднения, без того, чтобы почти не дать объяснения, ибо наш язык имеет глагольные формы для прошлого, будущего и настоящего, но не имеет [глагольных] форм, которые являлись бы общими для всех трёх времён. Никогда не является истиной — так продолжится далее речь о разрешении затруднения, — то, что событие M есть настоящее, прошлое и будущее событие. Оно есть настоящее событие, будет прошлым событием и было будущим событием. Или: оно есть прошлое событие и было будущим событием, а также настоящим событием; или, опять же: оно есть будущее событие и будет настоящим событием, а также прошлым событием. Характеристики несовместимы лишь тогда, когда они одновременны и нет никакого противоречия в том, что все эти три характеристики принадлежат одному и тому же событию, если принять во внимание тот факт, что каждый член последовательности обладает всеми этими тремя характеристиками последовательно.

<кц>

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 21, sect. 331]:

<нц>

Sect. 331. But what is meant by “has been” and “will be”? And what is meant by “is,” when, as here, it is used with a temporal meaning and not simply for predication? When we say that X has been Y, we are asserting X to be Y at a moment of past time. When we say that X will be Y, we are asserting X to be Y at a moment of future time. When we say that X is Y (in the temporal sense of “is”), we are asserting X to be Y at a moment of present time.

Thus our first statement about M — that it is present, will be past, and has been future—means that M is present at a moment of present time, past at some moment of future time, and future at some moment of past time. But every moment, like every event, is both past, present, and future. And so a similar difficulty arises. If M is present, there is no moment of past time at which it is past. But the moments of future time, in which it is past, are equally moments of past time, in which it cannot be past. Again, that M is future and will be present and past means that M is future at a moment of present time, and present and past at different moments of future time. In that case it cannot be present or past at any moment of past time. But all the moments of future time, in which M will be present or past, are equally moments of past time

Секц. 331. Но что имеется в виду под «был» и «будет»? И что имеется в виду под «есть», когда, как в данном случае, «был», «есть» и «будет» используются во временно́м смысле, а не просто для составления высказываний? Когда мы говорим, что X было Y, то мы утверждаем, что X есть Y в некоторый момент прошлого времени. Когда же мы говорим, что X будет Y, то мы утверждаем, что X есть Y в некоторый момент будущего времени. А когда мы говорим, что X есть Y (используя «есть» во временно́м смысле), то мы утверждаем, что X есть Y в некий момент настоящего времени.

Таким образом, наше первое утверждение о событии M — утверждение о том, что событие M есть настоящее событие, будет прошлым событием и было будущим событием — имеет в виду, что событие M есть настоящее событие в некоторый момент настоящего времени, есть прошлое событие в некоторый момент будущего времени и есть будущее событие в некоторый момент прошлого времени. Но каждый момент подобно каждому событию есть и прошлый, и настоящий, и будущий момент. И, таким образом, здесь возникает подобное затруднение. Если событие M есть настоящее событие, то нет никакого момента в прошлом времени, в который событие M есть прошлое событие. Но ведь те моменты будущего времени, в которые событие M есть прошлое событие, равным образом суть и моменты прошлого времени¹, [то есть они суть те моменты,] в которые событие M не может быть прошлым событием². И снова: то, что событие M есть будущее событие и будет настоящим, а также прошлым событием означает, что событие M есть будущее событие в некоторый момент настоящего времени и есть настоящее и прошлое событие в различные моменты будущего времени. В таком случае событие M не может быть настоящим или прошлым событием в какой-либо момент прошлого времени. Но ведь все те моменты будущего времени, в которые событие M будет настоящим или прошлым событием, суть равным образом [также и] моменты прошлого времени^{3, 4, 5}.

<кц>

1. Моменты менее отдалённого будущего, в которые событие М есть прошлое событие, сами есть моменты прошлого в моменты более отдалённого будущего. Подобное рассуждение, как ясно, можно провести для любого конечно-удалённого момента будущего, в котором событие М есть прошлое событие. Поскольку же такой момент будущего оказывается равным образом и моментом прошлого, то и все менее удалённые в будущее моменты должны оказаться также и моментами прошлого — включая момент, в который происходит событие M.

(Таким образом, событие М есть равным образом и настоящее, и прошлое событие, ибо один и тот же самый момент, а именно момент события M, есть и прошлый, и настоящий момент.)

2. Скажем несколько подробнее: получается, что не только сам настоящий момент, в который имеет место настоящее событие М, но также и моменты будущего равным образом суть также и моменты прошлого; и, следовательно, не только само событие М из-за этого следует приписать также и прошлому («событие М есть также и прошлое событие, а не только настоящее, ибо момент, в который оно происходит, принадлежит и настоящему, и прошлому»), но вместе с ним (событием М) также и моменты будущего («моменты будущего есть также и моменты прошлого»). Но ведь ранее мы решили, что в прошлом не может быть прошлого момента, который есть момент события М, ибо в этом случае настоящее событие M, происходящее в настоящий момент, есть также и прошлое событие как происходящее в прошлый момент. Следовательно, встаёт вопрос: как согласовать то, что момент, в который происходит событие M, есть и настоящий момент, и прошлый момент? А также: как согласовать то, что всякий момент будущего есть и момент прошлого? Ведь свойства-отношения «прошлость», «настоящесть» и «будущесть» попарно несовместимы.

3. Таким образом, имеем: момент, в который происходит событие M, есть и будущий, и прошлый момент; каждый будущий момент есть также и прошлый момент.

4. Рассмотрение третьего случая нам ничего не даст по сравнению со вторым, однако мы для большей ясности приведём те рассуждения, которые будут иметь при этом место:

То, что событие М есть прошлое событие и было настоящим, а также будущим событием означает, что событие M есть прошлое событие в некоторый момент настоящего времени и есть настоящее и будущее событие в различные моменты прошлого времени. В таком случае событие M не может быть настоящим или будущим событием в какой-либо момент будущего времени. Но ведь все те моменты прошлого времени, в которые событие M было настоящим или будущим событием, суть равным образом также и моменты будущего времени.

Действительно: моменты менее отдалённого прошлого, в которые событие М есть будущее событие, сами есть моменты будущего в моменты более отдалённого прошлого. Подобное рассуждение, как ясно, можно провести для любого конечно-удалённого момента прошлого, в котором событие М есть будущее событие. Поскольку же такой момент прошлого оказывается равным образом и моментом будущего, то и все менее удалённые в прошлое моменты, включая момент, в который происходит событие М, тоже должны оказаться также и моментами будущего.

(Поскольку момент, в который происходит событие M, есть и прошлый момент, и будущий момент, постольку и само это событие M есть и прошлое событие, и будущее событие.)

Таким образом, имеем: момент, в который происходит событие M, есть и прошлый, и будущий момент; каждый прошлый момент есть также и будущий момент.

5. Соединяя вывод из первого случая («момент, в который происходит событие M, есть и момент настоящего, и момент прошлого») с выводом из второго случая («момент, в который происходит событие M, есть и момент прошлого, и момент будущего»), получаем, что данный момент есть и прошлый момент, и настоящий момент, и будущий момент. Но ведь этот момент, как и само событие M, в него происходящее, суть произвольные момент и событие; значит, наши рассуждения верны для любого момента и для любого события, в этот момент происходящего. Следовательно, всякий момент есть и момент прошлого, и момент настоящего, и момент будущего.

Итак, применительно к моментам времени мы пришли к тому же самому затруднению, к которому пришли ранее применительно к событиями. И, разрешая это затруднение, нам не остаётся ничего иного, как провозгласить, как и при ранее встретившемся затруднении с событиями, то, что каждый момент времени, действительно, есть и прошлый момент, и настоящий момент, и будущий момент, но не параллельно, а последовательно, то есть… в разные моменты времени. Однако, как уже видно, этот путь, по меньшей мере, приводит к «порочной бесконечности».

<кп2>

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 21‑22, sect. 332]

<нц>

Sect. 332. And thus again we get a contradiction, since the moments at which M has any one of the three determinations of the A series are also moments at which it cannot have that determination. If we try to avoid this by saying of these moments what had been previously said of M itself — that some moment, for example, is future, and will be present and past — then “is” and “will be” have the same meaning as before. Our statement, then, means that the moment in question is future at a present moment, and will be present and past at different moments of future time. This, of course, is the same difficulty over again. And so on infinitely.

Such an infinity is vicious. The attribution of the characteristics past, present and future to the terms of any series leads to a contradiction, unless it is specified that they have them successively. This means, as we have seen, that they have them in relation to terms specified as past, present, and future. These again, to avoid a like contradiction, must in turn be specified as past, present, and future. And, since this continues infinitely, the first set of terms never escapes from contradiction at all.

The contradiction, it will be seen, would arise in the same way supposing that pastness, presentness, and futurity were original qualities, and not, as we have decided that they are, relations. For it would still be the case that they were characteristics which were incompatible with one another, and that whichever had one of them would also have the other. And it is from this that the contradiction arises.

Секц. 332. И, таким образом, мы снова получаем противоречие, ибо те моменты, в которые событие M обладает каким-нибудь одним из этих трёх свойств-отношений, учреждающих А-последовательность, суть также и моменты, в которые событие M не может обладать этим самым свойством-отношением. Если мы попытаемся избежать этого противоречия, сказав касательно этих моментов то же самое, что уже было сказано ранее о самом событии M, — то есть то, что некоторый момент, например, есть будущий момент и будет настоящим моментом, а также прошлым моментом, — тогда «есть» и «будет» при этом имеют то же самое значение, что и прежде. А в таком случае наше утверждение имеет в виду, что тот момент, который мы рассматриваем, есть будущий момент в настоящий момент и будет настоящим моментом, а также прошлым моментом в различные моменты будущего времени. Это, конечно же, означает, что мы встретились с тем же самым затруднением снова. И так придётся продолжать бесконечно.

Такая бесконечность есть порочная бесконечность. Приписывание свойств-отношений «есть прошлый член», «есть настоящий член» и «есть будущий член» членам всякой последовательности [позиций, в которых могут располагаться как события, так и моменты времени,] ведёт к противоречию, если не принять предположение, что эти члены обладают данными свойствами-отношениями последовательно. А это, как мы уже видели, означает, что члены последовательности обладают свойствами-отношениями не в абсолютном смысле, а постольку, поскольку они, эти члены, находятся в определённом отношении к членам некой последовательности, которым [тоже] приписываются свойства-отношения «есть прошлый член», «есть настоящий член» и «есть будущий член». Этим последним членам, чтобы избежать подобного противоречия, снова, в свою очередь, до́лжно приписать свойства-отношения «есть прошлый член», «есть настоящий член» и «есть будущий член». И поскольку это придётся продолжать бесконечно, самое первое множество членов последовательности вообще никогда не сможет стать свободным от противоречия.

Данное противоречие, как это будет видно, возникло бы подобным же образом и в том случае, если бы было принято предположение о том, что «прошлость», «настоящесть» и «будущесть» суть первоначальные (исходные) обычные свойства (качества), а не, как это мы решили, свойства-отношения. Ибо и в данном случае обстоятельства были бы таковы, что, с одной стороны, эти качества несовместимы друг с другом, а, с другой стороны, всякий член последовательности, обладающий одним из этих качеств, обладает и каким-то другим. И именно наличие этой самой «другой стороны» и приводило бы к противоречию.

<кп2>

Выявив противоречивость и порочность A‑последовательности в смысле её определения, МсTaggart делает заключение о том, что предположение о существовании этой последовательности в действительности влечёт наличие противоречия и порочности в самой действительности: ведь мышление отражает действительность и если мы, правильно мысля, приходим к противоречию, то нам ничего не остаётся, как либо предположить, что мы мыслим, используя неправильные «отправные точки», либо же предположить, что противоречие имеется в самой действительности; но, спрашивается: что такое «противоречивая действительность» и как она может существовать? «Противоречивую действительность» отвергает подавляющее большинство философов и большинство людей, пользующихся не философией, а «здравым смыслом».

[McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 22‑23, sect. 333]:

<нц>

Sect. 333. The reality of the A series, then, leads to a contradiction, and must be rejected. And, since we have seen that change and time require the A series, the reality of change and time must be rejected. And so must the reality of the B series, since that requires time. Nothing is really present, past, or future. Nothing is really earlier or later than anything else or temporally simultaneous with it. Nothing really changes. And nothing is really in time. Whenever we perceive anything in time — which is the only way in which, in our present experience, we do perceive things — we are perceiving it more or less as it really is not^II. The problems connected with this illusory perception will be considered in Book VI.

<кц>

II. Even on the hypothesis that judgments are real it would be necessary to regard ourselves as perceiving things in time, and so perceiving them erroneously. (Cp. Chap. XLIV, p. 196.) And we shall see later that all cognition is perception, and that, therefore, all error is erroneous perception.

<кп>

Секц. 333. Предположение о том, что А‑последовательность существует в действительности ведёт к тому, что имеется противоречие [не только в рассуждениях, но и] в самой действительности и поэтому до́лжно отвергнуть то, что А‑последовательность существует в действительности. И, так как мы уже видели, что изменение и время требуют наличия А‑последовательности, до́лжно отвергнуть также действительное существование изменения и времени. И, таким образом, до́лжно отвергнуть и действительность существования B‑последовательности, ибо она требует наличия времени¹. В действительности ничто не есть ни сущее в настоящем, ни сущее в прошлом, ни сущее в будущем. В действительности ничто не есть раньше или позже, чем что-либо другое; равно, в действительности ничто не существует во временно́м смысле² одновременно с чем-либо другим. В действительности ничто не изменяется. И ничто в действительности не существует во времени. Всякий раз, когда мы воспринимаем что-либо сущим во времени — что есть тот единственный способ, с помощью которого мы в действительности и воспринимаем вещи в нашем опыте настоящего, — мы воспринимаем это что-либо в большей или меньшей степени как то, чего в действительности нет^II. Эти проблемы, связанные с данным иллюзорным восприятием, будут рассмотрены в Книге VI.

<кц>

II. Даже если принять ту гипотезу, что суждения³ существуют в действительности, будет необходимо рассматривать нас самих как осуществляющих восприятие вещей во времени, и, таким образом, воспринимающих эти вещи ошибочно. (Сравни: Гл. XLIV, с. 196.) И позже мы увидим, что всякое познание есть ничто иное, как восприятие и что, следовательно, всякая ошибка есть ничто иное, как ошибочное восприятие.

<кп>

1. Если мы считаем, что B‑последовательности существуют объективно, то есть вне ума и сознания и вне зависимости от них, и что в мире объективно же существует движение и изменение, в том числе течение потока времени, то тогда B‑последовательности существуют на основе А‑последовательностей в том смысле, что упорядочивание членов в А‑последовательность (А‑упорядочивание) автоматически производит и упорядочивание этих же членов в B‑последовательность (производит B‑упорядочивание); следовательно, в данном случае не может быть B‑последовательности без А‑последовательности.

2. «Существование во временно́м смысле» для McТaggart’а — это объективное, то есть вне ума и сознания и вне зависимости от них, существование чего-то в «физическом» времени, имеющем «физические» настоящее, прошлое и будущее (то есть существование чего-то в «физическом» настоящем времени, «физическом» прошлом времени и «физическом» будущем времени); то есть здесь McTaggart не имеет в виду наше восприятие, то есть некое отражение, этого, сущее в уме и сознании, в частности, не имеет в виду наше восприятие этого, отражённое в языковой форме (такой, что при этом отражении язык имеет настоящее, прошлое и будущее «грамматические», «лингвистические» времена). Для МсТaggart’а противоречие, о котором он говорит в данном контексте, то есть контексте существования во временно́м смысле, означает прежде всего противоречие в самой действительности, а не только лишь в нашем языке и мышлении (уме и сознании) как отражение этого первого противоречия; как ясно, МсTaggart отрицает возможность наличия противоречия в самой действительности.

3. Наши суждения — это то, что имеет дискурсивный характер в силу дискурсивности нашего мышления; то есть: суждения протекают во времени, а не мгновенны, они имеют много последовательных стадий, в каждой из которых имеется своё собственное, особое состояние ума; попросту говоря, конструирование суждения — это временной процесс; аналогично, восприятие суждения — тоже временной процесс.

<кп2>

 

Вернёмся к секциям 331‑й ([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 21, sect. 331]) и 332‑й ([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 21‑22, sect. 332]). Здесь, пытаясь понять, каким образом один и тот же момент может быть и прошлым моментом, и настоящим моментом, и будущим моментом при том, что свойства‑отношения «прошлость», «настоящесть» и «будущесть» попарно несовместны, МсTaggart выдвинул предположение, что этот момент, назовём его моментом t₁, обладает всеми этими свойствами‑отношениями не параллельно, не вместе, а последовательно, поочерёдно — то есть в разные моменты времени: пусть, например, момент t₁ есть прошлый момент в момент времени Т₃, есть настоящий момент в момент времени T₂ и есть будущий момент в момент времени T₁ (эти моменты располагаются от прошлого к будущему в последовательности T₁  — T₂ — Т₃). Спрашивается: к какому именно времени принадлежит момент t и к какому именно времени принадлежат моменты T₁, T₂ и Т₃?

МсTaggart обходит этот вопрос, как видим, стороной, но должно быть ясно, что если ответить на него, сказав «к одному и тому же», то получится, что один и тот же момент времени будет тождественен трём разным моментам времени, что конечно, невозможно, ибо здесь будет иметься противоречие. Следовательно, необходимо заключить, что, дабы избегнуть подобного противоречия, мы должны рассматривать момент t₁ как принадлежащий к одному времени, а моменты T₁, T₂ и Т₃ — как принадлежащие к другому времени!

Следует признать, что такое возможно, если только время, к которому принадлежит момент t₁, а именно одномерное время, внедрено, погружено, во время большей размерности, к которому и принадлежат моменты T₁, T₂ и Т₃ — например, погружено в двумерное время. В этом случае, поскольку мы сейчас рассматриваем одномерное время как состоящее из таких примитивов, как «точки времени» (имеющие по определению нулевую длительность), соответствующее двумерное время будет состоять из таких примитивов, как «прямые времени» нулевой «толщины» (то есть длительности в направлении одной из временны́х осей); отметим, что сейчас для простоты мы используем декартовы координаты. При этом, как ясно, в двумерном времени координаты каждого члена A‑последовательности одномерного времени будут задаваться двумя числами — T и t, то есть парой (T, t); при этом первое число, T, будет указывать на двумерный момент времени (на конкретную «прямую линию»), а второе число, t, будет указывать на одномерный момент в этом двумерном моменте (на конкретную «точку времени» в этой конкретной «прямой линии»).

Но применительно к рассматриваемому примеру это означает ничто иное, как то, что наш мир с тремя пространственными и одним временны́м измерением существует, будучи погружён в мир большей размерности, то есть в гипермир, а именно в мир с тремя пространственными и двумя временны́ми измерениями; соответственно, как этот мир большей размерности есть гипермир для нашего мира, так и время с большей размерностью, текущее в гипермире, есть гипервремя для одномерного времени нашего мира.

Далее. Поскольку мы сейчас, вместе с McTaggart’ом, пытаемся понять время, движение и изменение в рамках A‑теории времени, а, говоря конкретнее, в рамках A‑этернализма, мы должны считать, что в гипермире тоже есть A‑последовательность, то есть своя собственная, этого самого гипермира, A‑последовательность, которую мы будем называть A‑гиперпоследовательностью.

Представим все события нашего мира как A‑последовательность. Подобные A‑последовательности мы будем называть «низовым». Тогда все события гипермира представятся нам в виде другой A‑последовательности, позиции в которой занимают низовые A‑последовательности, такие, что каждая из них соответствует своему собственному, отличному от прочих, моменту гипервремени. Эту «другую A‑последовательность», то есть A‑последовательность, состоящую из A‑последовательностей, мы выше и назвали A‑гиперпоследовательностью.

Ни в одной из «низовых» A‑последовательностей, входящих в качестве челнов в A‑гиперпоследовательность, нет «продвижения настоящего вперёд» в рамках собственного одномерного времени этой A‑последовательности; в рамках же двумерного гипервремени его настоящее «продвигается вперёд» и это продвижение заключается в том, что бывшей настоящей низовая A‑последовательность становится прошлой, а ближайшая к ней со стороны будущего низовая A‑последовательность перестает быть прошлой и становится настоящей. При этом данные две низовые последовательности, то есть ушедшая из настоящего в прошлое и пришедшая из будущего в настоящее, отличаются друг от друга только тем, что в рамках их одномерных времён в более поздней низовой A‑последовательности, «настоящее сдвинуто на шаг (то есть на одну позицию) вперёд в направлении будущего» по сравнению с ближайшей к ней более ранней низовой A‑последовательностью.

Как уже говорилось в двумерном времени координаты каждого члена каждой низовой A‑последовательности одномерного времени будут задаваться двумя числами — T и t, то есть парой (T, t); этом первое число, T, будет указывать на двумерный момент времени (на конкретную «прямую линию» времени), а второе число, t, будет указывать на одномерный момент в этом двумерном моменте (на конкретную «точку времени» в этой конкретной «прямой линии»). Теперь ясно, что первое число, T, указывает ни на что иное, как на конкретную низовую A‑последовательность гипермира, соответствующую моменту двумерного гипервремени T; второе же число, естественно, указывает ни на что иное, как на конкретный член этой низовой A‑последовательности, а именно на тот, который соответствует моменту t, одномерного времени, связанного с данной низовой A‑последовательностью.

В чём, следовательно, говоря более конкретнее, заключается та «порочная бесконечность», о которой говорит McTaggart? Пытаясь непротиворечиво и согласованно описать физическое время, оставаясь всецело в рамках A‑теории времени (A‑этернализма), мы будем вынуждены до бесконечности выполнять погружение исходного мира (или гипермира) и исходного времени (или гипервремени) в гипермир для этого мира (гипермира) и гипервремя для этого времени (гипервремени), получая на каждом шаге гипермир и гипервремя всё большей размерности; при этом, аналогично, от исходной «низовой» A‑последовательности мы сначала перейдём к A‑гиперпоследовательности (первого уровня) из этих «низовых» последовательностей, затем от этой A‑гиперпоследовательности первого уровня к A‑гиперпоследовательности второго уровня (A‑гипергиперпоследовательности) из A‑гиперпоследовательностей первого уровня и так далее до бесконечости. Словом, повторим, мы никогда не сможем остановиться, пытаясь непротиворечиво и согласованно построить теорию физического времени, основываясь исключительно на A‑последовательности, то есть оставаясь исключительно оставаясь в рамках A‑теорий времени.

Такая невозможность останова, сущая в уме и в мышлении, должна отражать невозможность существования физического времени, основывающегося на A‑последовательности, в самой действительности.

Сам McTaggart не проводит подобных рассуждений, но эти рассуждения про вложенные друг в друга миры, времена и A‑последовательности достаточно ясно и достаточно логично следует из сказанного McТaggart’ом.

 

Отметим, что, как ясно из сказанного, McTaggart пришёл к парадоксу, ставящему под сомнение реальность существования времени (а вместе с ним также всякого движения и изменения) и подробно описал его; Этот парадокс мы здесь кратко изложим таким образом:

С одной стороны, в рамках этернализма физическое время может быть только тем, в основании чего лежит А‑последовательность позиций, в которых располагаются моменты времени и действия, образующие A‑последовательность событий и A‑последовательность моментов времени; но, с другой стороны, определение A‑последовательности несогласованно и противоречиво, что, в случае верности этернализма, при допущении существования её в действительности ведёт к наличию противоречия в самой действительности.

Этот парадокс называется «парадоксом McTaggart’а».

Строго говоря, собственно для самого McTaggart’а, это, конечно, был вовсе не парадокс (затруднение), а самое настоящее доказательство того, что время (а также всякое движение и изменение) не существует в действительности.

 

Еще раз подчеркнём: A‑последовательность и B‑последовательность есть то, что используется применительно к этернализму, есть то, что может быть использовано применительно к промежуточным между этернализмом и презентизмом теориям времени при соответствующей модификации, но не есть то, что может быть использовано применительно к презентизму: в презентистских теориях времени по определению не может быть этих последовательностей, ибо их наличие (или наличие их аналогов применительно к промежуточным теориям) предполагает существование в действительности не только настоящего, но также прошлого и будущего (применительно к промежуточным теориям — хотя бы прошлого или хотя бы будущего). Соответственно, критика McTaggart’ом этернализма может быть перенесена на промежуточные теории времени (при соответствующей адаптации), но не может быть перенесена на презентизм.

Если для вас неясно, о чём сейчас идёт речь, то подумайте вот о чём.

Существующие в действительности отношения «прошлости», «настоящести» и «будущести» члена A‑последовательности к некоей вещи, находящейся вне этой последовательности и вне времени, очевидно, возможны лишь тогда, года этот член последовательности существует в действительности же. Но с точки зрения презентизма существует только то, что существует в «сейчас», то есть в настоящем, и, значит, согласно презентизму, никаких прошлых и будущих членов A‑последовательность иметь не может в принципе — в ней может быть только одни член, «ответственный» за настоящее; но тогда это уже вовсе и не есть A‑последовательность; но даже и этому единственном члену, «ответственному» за настоящее, нет необходимости находиться в каких-то отношениях с чем-то вне себя, чтобы быть членом, относящимся к настоящему, — ведь он единственный и потому может быть относящимся к настоящему «по определению».

Аналогично, существующие в действительности отношения «более ранний –  более поздний» между членами B‑последовательности, очевидно, возможны лишь тогда, когда эти члены последовательности существует в действительности. Но с точки зрения презентизма, опять же, существует только то, что существует в «сейчас», то есть в настоящем. Следовательно, согласно презентизму, никаких иных членов B‑последовательности, кроме как единственного члена, «ответственного» за «сейчас», за настоящее, быть не может; но ведь в B‑последовательности даже нет привилегированного члена, который единственно и мог бы «отвечать» за «сейчас»! Но даже если бы он и был, то ему, этому единственному члену, не к чему было бо относиться как к «более раннему» или «более позднему» — в смысле: как к существующему в действительности «более раннему» или «более позднему».

Итак, в рамках презентизма нельзя говорить о самом существовании как A‑последовательности, так и B‑последовательности: мир-в-будущем-состоянии есть то, чего нет в действительности, есть то, что в «сейчас» дано как сущее в возможности; мир-в-прошлом-состоянии также есть то, чего нет в действительности, но, в отличие от мира-в-будущем-состоянии, его в «сейчас», в настоящем, нет даже в возможности. Словом, будущего мира ещё нет, а прошлого мира уже нет.

Снова повторим для ясности уже сказанное прежде. Спросим: если МсTaggart не критиковал презентизм, то почему же он решил, что в действительности нет ни времени, ни изменения? Дело в том, что философские взгляды МсTaggart’a были таковы, что он мог говорить о возможном существовании в действительности времени и изменения только лишь в рамках этернализма; McTaggart задавался вопросом «Прав ли этернализм?», но вопрос «Прав ли презентизм?» для него даже не вставал: он по умолчанию предполагал, что презентизм неверен.

И снова повторим: естественно, что как сторонники A‑этернализма, так и некоторые сторонники B‑этернализма, в отличиё от McTaggart’а, не отрицают объективное, то есть вне ума и сознания и вне зависимости от них, существование времени и изменения (движения) в мире, а пытаются как-то ответить на возражения McTaggart’а против всего этого.

Упомянем для желающих более подробно ознакомиться с мнениями McTaggart’а о нереальности времени и с сопутствующими вопросами, касающихся различных теорий времени, книгу «McTaggart’s Paradox» («Парадокс McTaggart’а») Ingthorsson’а [Ingthorsson2016].

Наконец, упомянем для жилающих более подробно ознакомиться с A‑теориями времени и B‑теориями времени книга Willam Lane Craig’а [Craig2000A] и [Craig200B].

 

2.4. Этернализм: трёхчастное время (tense time) и безчастное время (tenseless time); трёхчастная последовательность (tense series) и безчастная последовательность (tenseless series); факты трёхчастного времени (tense facts) и факты безчастного времени (tenseless facts)

 

Физическое время как единое целое мы отличаем от прошлого, настоящего и будущего физических времён как его, этого единого целого, частей; соответственно, о прошлом, настоящем и будущем физических временах мы будем говорить как о частных физических временах. Итак, физическое время как единое целое трёхчастно.

В английском языке для обозначения времени как грамматического (лингвистического) явления (а, значит, предмета мышления — ведь мышление осуществляется в языковой форме) используется слово «tense»; при этом есть три основных «tense» — прошедшее (прошлое) грамматическое время, настоящее грамматическое время и будущее грамматическое время; для обозначения же физического времени, то есть сущего вне ума и сознания и независимо от них, объективно, в английском языке используется слово «time». Спрашивается: как применительно к физическому времени (time) соотносятся язык и мышление с одной стороны и физическая реальность с другой — в смысле: соответствует ли каждой из грамматических реальностей (прошлому, настоящему и будущему грамматическим временам, tenses) своя отдельная физическая реальность в виде соответствующих частных физических времён (times)? И, наконец, спрашивается: соответствует ли всем этим грамматическим временам (tenses) вообще хоть какое-то физическое время (time)?

Итак: «грамматическое время», феномен языка и мышления, — это «tense»; «физическое время», объективно-сущее, физический феномен — это «time».

(Строго говоря, «настоящее время», «будущее время» и «прошлое время» в английском языке — это не одно время, а группы времён.)

Если A‑последовательность существует в действительности, то, очевидно, прошлое, настоящее и будущее физические времена (times) как части физического времени (time) тоже есть действительность: каждой такой части соответствует свой участок A‑последовательности, все члены которого находятся в особом отношении («прошлости», «настоящести» или «будущести») с некоей вещью вне последовательности, а именно таком отношении, что оно, это отношение, своё, особое, для каждого из этих участков. В этом случае каждому основному tense (прошлому, настоящему и будущему) соответствует своё особое частное time (прошлое, настоящее и будущее соответственно). Итак, каждому грамматическому времени соответствует своя особая физическая реальность в виде особого частного физического времени (особой части физического времени). Поэтому данное физическое время (из трёх частей, то есть их трёх разны частных времён) называют «tense time».

Смысл выражения «tense time» (буквально что-то вроде: «выражаемое грамматическими временами физическое время») такой: «физическое время (как единое целое), отображаемое в языке и мышлении многими грамматическими временами, такое, что за каждым из этих грамматических времён в действительности стоит своя особая физическая реальность в виде соответствующего частного физического времени (как части единого физического времени)».

Если в действительности существует B‑последовательность, но не A‑последовательность, то, очевидно, прошлого, настоящего и будущего физических времён (times) как частей физического времени (time) не существует; однако это ещё не значит, что при этом нет физического времени (time): ведь, может быть, возможно какое-то физическое время без настоящего, прошлого и будущих частных физических времён как своих частей?

Вернёмся к цитате из [McTaggart1921], а именно к следующему месту ([McTaggart1921, vol. II, ch. XXXIII, Time, p. 13, sect. 312]): «Секц. 312. B‑последовательность, однако, не может существовать, кроме как будучи темпоральной (temporal), ибо отношения «более ранний» и «более поздний», соединяющие члены последовательности в единое целое, суть явные временны́е отношения (time-relations). Таким образом, отсюда следует, что не может быть никакой B‑последовательности, когда нет A‑последовательности, ибо без A‑последовательности не может быть никакого времени».

С точки зрения McTaggarta, как видим, отношение «более ранний — более поздний», порождающее свойства-отношения в каждой из сторон, в нём состоящих, а именно свойство отношение «более ранний, чем» в одной стороне (члене B‑последовательности) и отношение «более поздний, чем» в другой стороне (члене B‑последовательности) суть темпоральные, то есть временны́е, отношения — то есть они подразумевают наличие, а не отсутствие времени, а вместе с наличием времени также и наличие движения и изменения в мире, в котором существует B‑последовательность. Но, с другой стороны, как тоже видим, для McTaggart’а существование времени, а, вместе с ним также движения и изменения, невозможно, если B‑последовательность не есть побочный, попутный продукт, порождаемый A‑последовательностью. Это значит, что McTaggart не видит никакой другой возможности для существования времени, в котором осуществляется движение и изменение, кроме как такого физического времени (в смысле единого целого), у которого есть части в виде физических прошлого, настоящего и будущих времён. Но для других философов эта «другая сторона» может быть не столь очевидной или даже отсутствовать вовсе: такие философы могут считать, что в мире есть B‑последовательность, но не A‑последовательность и, вместе с тем, считать (мягко говоря, не очень логично с точки зрения McTaggart’а), что в мире есть время, есть движение и есть изменение — хотя, конечно, при этом не может быть вышеупомянутых частных физических времён. Наконец, третьи философы могут считать, что B‑последовательность без A‑последовательности тоже учреждает время, но это время такое, что его поток не течёт, и такое, что в нём нет ни движения, ни изменения; согласно таким философом наблюдаемые во времени движение и изменение суть иллюзия и в действительности не существуют.

Что же получается в этом случае, то есть когда мы имеем дело со вторыми или третьими философами? Такие философы по сути рассматривает B‑последовательность тоже как временну́ю (темпоральную); однако, учитывая особенность B‑последовательности, а именно ту её особенность, что в ней нет привилегированного члена и что в ней все члены равнозначны, все имеют одинаковый ранг, следует признать, что время в B‑последовательности совершенно особое: в нём нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего — ведь всё эти части физического времени возможны лишь при наличии A‑последовательности; следовательно, время B‑последовательности (в случае отсутствия соответствующей A‑последовательности, её попутно порождающей) не имеет частей: это физическое время как единое целое без частных физических времён. Соответственно, многие грамматические времена при этом не отражают физической реальности: да, физическое время (time) есть, но грамматические времена (tenses) таковы, что не отражают каждая свою особую физическую реальность в этом едином физическом времени в виде соответствующих частных физических времён (прошлого, настоящего и будущего) — их попросту не существует в действительности. Такое физическое время называют «tenseless time».

Смысл выражения «tenseless time» (буквально что-то вроде: «не выражаемое грамматическими временами физическое время» или «физическое время, для которого нет грамматических времён») такой: «физическое время (как единое целое), не отображаемое в языке и мышлении многими грамматическими временами, такое, что за каждым из этих грамматических времён в действительности не стоит своя особая физическая реальность в виде соответствующего частного физического времени (как части единого физического времени)».

Иногда вместо «tenseless time» также говорят: «timeless time» (буквально что-то вроде: «(единое) физическое время без частных физических времён (настоящего, прошлого и будущего)», то есть: «единое физическое время, которое не делится на частные физические времена (настоящее, прошлое, и будущее), так как не имеет их».

Вместо «tenseless time», помимо «timeless time», также говорят: «atemporal time».

Для краткости мы будем называть tense time трёхчастным временем (то есть имеющим три части — прошлое, будущее и настоящее), а tenseless time — безчастным временем (то есть не имеющим частей).

Как ясно из сказанного выше, следует различать безчастное время (tenseless time) такое, в котором имеется движение и изменение, с одной стороны, и безчастное время, в котором в действительности движения и изменения нет, а наблюдаемые движение и изменение являются лишь иллюзиями, объясняемыми ошибками восприятия.

Как видно из процитированного фрагмента McTaggart’а, для него немыслимо существование какого-либо физического времени без движения и изменения: то есть, по его мнению, если какой-то философ утверждает, что в действительности время основано только лишь на B‑последовательности, то этот философ всё равно должен держаться того, что в мире объективно, вне ума и сознания и независимо от них, должно существовать движение и изменение.

Безчастное время (timeless time) третьих философов, то есть безчастное время, в котором нет движения и изменения, этим отсутствием движения и изменения походит на вечность; однако есть и различия. Хотя вечность и называется «безвременьем», однако же в том смысле, что в вечности нет ни прошлого, ни будущего, а есть только настоящее; при этом настоящее понимается как некое единственное элементарное «сейчас», учреждающее это настоящее; иначе говоря, вечность не имеет частей, она тождественна своему единственному элементу, этому элементарному «сейчас». Но в рассматриваемом сейчас безчастном времени, в котором нет движения и изменения, в отличие от вечности, нет не только прошлого и будущего, но и самого настоящего в строгом смысле этого слова; кроме того, такое безчастное время, в отличие от вечности, состоит не из одного, а из множества элементов.

Впрочем, к безчастному времени можно подойти и таким образом: все его элементы обладают одним и тем же способом существования, все они одноранговые и равноценные; можно предположить, что все они вместе и составляют некое «сейчас» безчастного времени. Ведь возможно представление о «сейчас» как о том, что имеет ненулевую длительность; почему же не принять, что такое «сейчас» растянуто по всей временно́й оси? Но «сейчас» вечности состоит из всего одного элемента, это элементарное, «атомарное» сейчас, для которого, притом, сам вопрос о том, какова его длительность не имеет смысла.

 В самом деле: если спросить: «вечность Бога» — она нулевой длительности или ненулевой и если ненулевой, то конечной или бесконечной, то логично ответить вопросом на вопрос: длительности чего? Чтобы в собственном смысле пытаться измерять вечность Бога длительностью времени за необходимое условие надо принять то, что не только вечность, но и время суть внутренние (intrinsic) для Бога. Но у Бога (согласно нашим предположениям) нет внутренне присущего Ему времени. Можно только лишь сказать, что у Бога есть настоящее, которое учреждает единственное «сейчас», которые (настоящее и сейчас) мыслятся на основе и по образу настоящего и «сейчас» нашего времени. Но если в нашем «сейчас» есть течение времени, то в «сейчас» Бога нет никого движения вообще (разумеется, мы не имеем в виду движения времени, ибо, как сказано, у Бога нет внутренне присущего ему времени).

Аналогично можно сказать и применительно к любой другой вечности (например, тварной).

Таким образом, сам вопрос о том, какова длительность «сейчас» вечности не имеет смысла: ведь то, что  «живёт» в вечности, не живёт во времени и наоборот, а для того, чтобы измерять вечность временем, необходимо, чтобы одно и то же «жило» и там, и там, то есть, чтобы и то, и то было для него внутренне-присущим.

Безчастное время, в котором нет движения во времени и изменения во времени, в смысле временно́го измерения более всех времён подобно пространственному измерению: в нём нет движения и изменения в том смысле, в каком, например, нет движения и изменения в статической картине или в группе статуй; однако при этом, конечно же, как различные части картины отличаются друг от друга, как статуи, стоящие в разных местах, отличаются друг от друга, так и различные члены B‑последовательности, учреждающей это время, отличаются друг от друга; другими словами, здесь изменение не есть собственно изменение во времени, но оно есть то же, что и различие в содержимом  разных объёмов пространства. При таком подходе ко времени, как ясно, стирается или почти стирается грань между пространственным и временным измерением и мир, существующий во времени, более всего подходит на некий статичный четырёхмерный блок.

По аналогии с tense time и tenseless time вводят названия tense series (tense-последовательности) и tenseless series (tenseless-последовательности). Как ясно, tense-последовательность — это ничто иное, как A‑последовательность, a tenseless-последовательность — это ничто иное, как B‑последовательность; мы будем говорить о трёхчастной последовательности и безчастной последовательности соответственно. Первую также называют темпоральной (temporal) последовательнсотью, а вторую — атемпоральной (atemporal) последовательностью.

Соответственно, A‑теорию времени (A‑этернализм) назвают tense теорией времени как основанную на A‑последовательности, то есть на tense series, а B‑теорию времени (B‑этернализм) называют tenseless теорией времени как основанную на B‑последовательности, то есть на tenseless series.

Наконец, упомянем, о tense-фактах (то есть фактах трёхчастного времени) и tenseless-фактах (то есть фактах безчастного времени). Должно быть ясно, что когда мы говорим применительно к безчастному времени, мы не можем сказать: «Сегодня десятое сентября», «Два дня назад (относительно сегодня или сейчас) я ходил туда-то», «Через год (относительно сегодня или сейчас) я буду делать то-то» и тому подобное — ибо в безчастном времени нет ни настоящего (то есть «сейчас»), ни прошлого, ни будущего; все подобного рода утверждения суть утверждения о фактыах трёхчастного времени. Вместо этого надо говорить что-то вроде: «Десятого сентября есть десятое сентября», «Двумя днями ранее относительно десятого сентября, то есть восьмого сентября, я ходил туда-то», «Годом позднее десятого сентября я буду делать то-то». Подобные утверждения суть  утверждения о фактах безчастного времени.

 

2.5. A‑последовательность и B‑последовательность McTaggart’а и темпоральные части объектов (вещей)

 

Пусть все события мира выстроены в цепочку в виде A‑последовательности. Как уже говорилось, мир, как и всякая вещь, существует в четырёхмерном пространстве-времени и A‑последовательность событий есть проекция того, что происходит в мире в целом и с вещами мира в отдельности, то есть действий вещей и мира, на время (временную координату). То есть: каждому члену A‑последовательности соответствует мир-в-действии в определённый момент своего бытия, то есть со всеми своими действиями в этот момент (в обычном понимании этих слов). В этом смысле можно сказать, что данный «временно́й мгновенный срез» мира вместе со всеми действиями, которые в нём совершаются, — в обычном, повседневном, интуитивно-ясном понимании этих слов  — есть временна́я (или темпоральная) часть (temporal part) мира и что вся «жизнь мира», его эволюция (разёртывание) во времени — опять же, подчеркнём, в обычном, повседневном, интуитивно-ясном понимании этих слов! — состоит из таких временны́х (или темпоральных) частей.

Понятие «временна́я (темпоральная) часть» ясно интуитивно: подобно тому, как вещь имеет части пространстве, она же имеет части и во времени. Говоря более строго, но всё же недостаточно строго, темпоральная часть мира — это некий мир-в-действии, соответствующий отедельному члену A‑последовательности событий.

Но что из себя представляет эта темпоральная часть, если углубиться в её исследование? Ведь сейчас, как это не раз уже подчёркнуто, мы использовали обычные, повседневные, интуитивно понятные слова, давая ей определение. Но что она есть в действительности? Может быть, всё гораздо сложнее?

Вернёмся туда, откуда мы начали. Пусть все события мира выстроены в цепочку в виде A‑последовательности. Сказанное можно понимать в двух смыслах:

(i) Существует множество отдельных полноценных миров, неким образом родственных друг другу, таких, что каждый из них соответствует определённому, «своему собственному», члену A‑последовательности; все действия, совершаемые таким отдельным, полноценным миром, привязанные к конкретному моменту времени, и есть то событие в собирательном смысле, которое тождественно данному члену A‑последовательности; каждый из этих многих миров-в-действии мы и называем «темпоральной частью» одного единого мира в обычном понимании этого слова. Итак, получается, что в действительности единый мир не существует; следовательно, в этом случае даже само название «темпоральная часть» может ввести в заблуждение: ведь часть — это часть целого, а его-то и нет. Однако термин «темпоральная часть» здесь, очевидно, понимается в смысле элемента множества отдельных полноценных миров.

(ii) Существует один-единственный полноценный мир как единое целое, разделённый на темпоральные части; при этом темпоральная часть не есть некий отдельный, особый, полноценный мир-в-действии, один из многих, но есть часть одного-единственного полноценного мира-в-действии; при этом каждая из темпоральных частей соответствует «своему собственному» члену A‑последовательности; все действия, совершаемые такой темпоральной частью, привязанные к конкретному моменту времени, и есть то событие в собирательном смысле, которое тождественно данному члену A‑последовательности.

 В первом случае продвижение настоящего вперёд, в направлении будущего, означает не просто переход от одних событий к другим, но и переход от одного отдельного, полноценного мира к другому; во втором случае такое продвижение означает всего лишь переход от одной темпоральной части мира к другой его темпоральной части, совершаемый в рамках одного и того же мира как единого целого. В первом случае, подчеркнём и повторим, такое единое целое попросту отсутствует.

Аналогичным образом можно трактовать существование не только мира в целом, но и каждой отдельной вещи.

Итак, во втором случае (ii) мы агрегируем, «собираем» вещь или мир (в обыденном понимании этих слов) в единое целое на основе таких их элементов, как временны́е части и утверждаем, что это единое целое существует на протяжении всей A‑последовательности (соответствующей миру или вещи в обычном понимании); во втором случае мы отказываемся от подобной агрегации и «сборки» вещи или мира (в обыденном понимании этих слов) в единое целое, и утверждаем, что мира или вещи (в обыденном понимании этих слов) как единого целого на протяжении всей A‑последовательности (мира или вещи в обычном понимании), не существует, но что вместо этого в действительности существует множество отдельных, полноценных (то есть равнозначных, одноранговых) миров или вещей, таких, что каждому члену A‑последовательности соответствует свой особый мир или своя особая вещь.

Аналогично можно сказать и применительно к B‑последовательности — разумеется, с поправкой на то, что сторонники B‑теорий времени, то есть B‑этернализма, считают, что A‑последовательность не существует в действительности и поэтому, по меньшей мере, в строгом смысле, применительно к B‑теориям времени нельзя говорить ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. (Попросту в вышеприведённых словах замените «A‑последовательность» на «B‑последовательность» и уберите слова, в которых говорится про настоящее, прошлое и будущее.)

 

2.6. Эндурантизм, пердурантизм и эксдурантизм; темпоральные части (temporal parts), сцены (stages) и пространственно-временны́е черви (space-time worms)

 

От теорий времени перейдём к теориям существования объектов (вещей).

Глаголы «to endurе» и «to perdurе» в английском языке имеют значение «длительно существовать» с различными оттенками. При этом, вообще говоря, «to perdure» — это существовать более длительное время и даже значительно более длительное, чем «to endure»: «to perdure» — это существовать всегда, вечно или же существовать до самого конца (например, смерти); «to endure» же — это, как сказано, существовать более краткое время, которое, как правило, указывается более конкретно заданием временны́х сроков. То есть «любовь до смерти» — она perdures, а возможность получить льготный кредит в течение следующих десяти месяцев — она endures.

Есть ещё другие глаголы в значнии «существовать» с различными оттенками смысла: «to subsist» — стремиться выжить, выживать — в особенности, имея ограниченные (минимальные) денежные средства или запасы пищи — и «to persist» — существовать, испытывая препятствия (трудности) и пытаясь преодолеть их. Как ясно, если кто-то хочет сделать акцент на том, что его стремление будет существовать, преодолевая все многочисленные трудности, а не на том, что оно будет существовать до самой смерти — хотя это и так, — то он скажет не «to perdure», а «to persist».

Несмотря на эти различные оттенки смыслов, когда далее говорится об эндурировании и пердурировании как способах существования, а также об энудрантизме и пердурантизме как теориях существования вещей во времени, во всех случаях речь, по-видимому, идёт просто о длительном существовании, а разные слова выбраны лишь для того, чтобы различать эти теории и способы по названию: ведь речь идёт о существовании одних и тех же вещей. Впрочем, поскольку, вообще говоря, «to perdure» долгосрочнее, чем «to endure», выбор названий можно объяснить так: если объект есть только сейчас, в настоящем, есть в нём всецело, то он эндурирует; а если объект есть не только сейчас, в настоящем, но также каким-то образом и в прошлом, и в будущем, то он пердурирует. Против этого, однако, то что длительность «сейчас» — это не есть нечто долгосрочное, это самая минимальная из физически возможных длительностей времени.

D. Lewis так определяет, что такое эндурирование и пердурирование в смысле способов существования объектов ([Lewis1986, p. 202]):

<нц>

Let us say that something persists iff, somehow or other, it exists at various times; this is the neutral word. Something perdures iff it persists by having different temporal parts, or stages, at different times, though no part of it is wholly present at more than one time; whereas it endures iff it persists by being wholly present at more than one time.

Будем говорить, что нечто персистирует (persists) тогда и только тогда, когда, так или иначе, оно существует в различные времена; это слово является нейтральным. Нечто пердурирует (perdures) тогда и только тогда, когда оно персистирует так, что имеет различные временны́е части (temporal parts) или, иначе говоря, сцены (stages) в различные времена, однако при этом никакая часть этого нечто не есть всецело настоящая (всецело в настоящем) более, чем в одно время; в противоположность этому, нечто эндурирует тогда и только тогда, когда оно персистирует так, что пребывает всецело настоящим (всецело в настоящем) в более чем одно время.

<кц>

<кп2>

Чтобы двинуться далее, необходимо сделать одно очень важное замечание. Здесь Lewis называет пердурированием то, что некоторые называют эксудрированием; эксудрирование в таком случае можно рассматривать как частный случай пердурирования. Именно так мы и будем поступать.

Когда у нас будем идти речь о пердурировании без оговорок, то речь будет идти о пердурировании, из которого исключено эксдурирование; о эксдурировании же мы будем говорить отдельно, но всегда следует помнить, что эксдурирование — частный случай пердурирования. Таким образом, говоря об персистировании, мы будем считать для простоты, что он имеет не две главных разновидности, а три: эндурирование, пердурирование и эксудирование.

То, что в вышеприведённом фрагменте Lewis говорит о пердурировании в смысле эксдурирования видно из того, что он отождествляет понятие «временна́я часть» и понятие «сцена». Но в предрурировании и эксдурирование «временна́я часть» — это нечто разное, о чём будет говориться далее; «сцена» — это понятие, используемая применительно к эксдурированию, но не к пердурированию.

Тем не менее, если убрать отождествление временно́й части со сценой, то определение Lewis’а вполне подходит для наших целей: оно годно и для пердурирования, и для эксдурирования, то есть для «пердурирования в широком смысле», которое состоит из того, что мы договорились (в узком смысле) называть пердурированием и того, что мы называем эксдурированием.

Для простоты понимания можете заменить в вышеприведённой цитате «время» на «момент времени»; однако следует помнить, что, строго говоря, здесь под «временем, в которое существует объект» понимается не только лишь «момент времени» (то есть то, что имеет нулевую длительность), но некий период существования объекта, имеющий минимальную, элементарную длительность; в зависимости от того, какая теория (времени или существования вещи во времени) используется, таким периодом может быть не только период нулевой длительности.

Как видно из сказанного, персистирование — это общее нейтральное название для эндурирования, пердурирования и эксдурирования; то есть, то что персистирует — оно либо эндурирует, либо пердурирует, либо эксдурирует.

Глагол «эксдурировать» («to exdure») — искусственно выдуманное слово; оно сконструировано по аналогии с «эндурировать» («to endure») и «пердурировать» («to perdure»).

Взяв за основу эти определения эндурирования и пердурирования, S. D. Hales и T. A. Johnson так определяют, что есть такое эндурантизм и пердурантизм (в широком смысле, включая эксдурантизм) как теории существования вещей во времени и, соответственно, теории самого времени ([HalesJonson2003, pp. 524‑525]):

<нц>

Endurantism, then, is the view that objects have three spatial dimensions and move through time. Persistence in three dimensions means that an object is at one time, then the next time, then the next time, and so on; things are wholly present at each time at which they exist. An object that is here now is entirely here now, and only here now. Nothing that is a part of an object now is somehow still around in the past, or waiting for us in the future. The second approach, perdurantism, is the denial of endurantism: objects are not wholly present at each time at which they exist. This may be positively characterized as the view that objects are composed of so-called temporal parts. When we see an object here and now, we are seeing the parts of it that are now — but there are other parts of it at other times that we might have encountered or might yet encounter.

Эндурантизм, следовательно, есть такой взгляд, согласно которому объекты имеют три пространственных измерения и двигаются во времени. Существование в трёх измерениях означает, что объект существует сначала в одно время, затем в следующее время, затем в следующее за этим время и так далее; при этом вещи существуют как всецело настоящие (всецело в настоящем) в каждое время, в которое они существуют. Объект, который существует здесь и сейчас, существует здесь и сейчас и только лишь здесь и сейчас целиком. Ничто из того, что в «сейчас» есть часть объекта, не существует каким-либо образом по-прежнему где-то в прошлом или и не ожидает нас в будущем. Второй подход, пердурантизм, есть отвержение эндурантизма: объекты¹ не суть всецело настоящие (всецело в настоящем) в каждое время, в которое они существуют. Этот подход может быть положительно охарактеризовано как такой взгляд, согласно которому объекты составлены из так называемых «временных частей». Когда мы видим объект здесь и сейчас, мы видим те части его, которые присутствуют сейчас — но в другие времена существуют другие части объекта, такие, что мы их уже, возможно, видели или, возможно, ещё увидим.

<кц>

1. В эксдурантизме объект (вещь) в привычном смысле — это в действительности множество отдельных, независимых, целостных вещей (а именно вещей-«двойников»), связанных между собой определёнными отношениями, делающих их некоторым образом родственными друг другу; каждая такая вещь из упомянутого множества и есть темпоральная часть вещи, то есть вещи в обычном смысле этого слова. В пердурантизме в узком смысле (без эксдурантизма) объект (вещь) в привычном смысле — это в действительности нечто само по себе единое и единственное, независимое, целостное, а не множество таковых объектов; темпоральные части такой вещи есть временны́е «срезы», временные «куски» одной и той же вещи, они не суть сами по себе отдельные, независимые, целостные вещи как в предыдущем случае.

 <кп2>

Как видно из этих определений, Hales и Jonson считают, что применительно к пердурантизму мы имеем как данность параллельное существование объекта (различными своими временны́ми частями; речь идёт об объекте (вещи), по крайней мере, в обычном, повседневном понимании этого слова) в трёх частных временах сразу, в  настоящем, в прошлом, и в будущем («Когда мы видим объект здесь и сейчас, мы видим те части его, которые присутствуют сейчас — но в другие времена существуют другие части объекта, такие, что мы их уже, возможно, видели или, возможно, ещё увидим»). Но взятое ими за основу определение пердурирования таково, что допускает параллельное существование объекта (различными своими временны́ми частями) и только в прошлом и в настоящем, но не в будущем, а также и только в настоящем и в будущем, но не в прошлом!

Давайте для простоты считать, что когда мы говорим о пердурантизме в собственном смысле, то речь идёт о параллельном существовании объектов (различными своими временны́ми частями) сразу во всех трёх частных физических временах (в прошлом, в настоящем, и в будущем), но не только лишь в двух частных физических временах.

Ясно, что эндурантизм в своём представлении о времени стоит на позициях презентизма; пердурантизм же (пердурантизм в широком смысле, включая эксдурантизм), в своём представлении о времени стоит на позициях этернализма; при этом возможен как A‑пердурантизм (основанный на A‑последовательности), так и B‑пердурнатизм (основанный на B‑последовательности).

Чем различаются такие виды пердурантизма в широком смысле, как пердурантизм в узком смысле и эксдурантизм?

В эксдурантизме объект (вещь) в привычном смысле — это в действительности множество отдельных, независимых, целостных вещей (а именно вещей-«двойников», counterparts), связанных между собой определёнными отношениями, делающих их некоторым образом родственными друг другу; каждая такая вещь из упомянутого множества и есть темпоральная часть вещи, то есть вещи в обычном смысле этого слова.

В пердурантизме в узком смысле (без эксдурантизма) объект (вещь) в привычном смысле — это в действительности нечто само по себе единое и единственное, независимое, целостное, а не множество таковых объектов; темпоральные части такой вещи есть временны́е «срезы», временные «куски» одной и той же вещи, они не суть сами по себе отдельные, независимые, целостные вещи как в предыдущем случае.

В эксдурантизме каждый объект-в-действии из множества таких объектов, называемый «временно́й частью, также называется «сценой» (stage); из-за этого эксдурантизм ещё называют «теорией сцен» («stage theory»).

В пердурантизме (в узком смысле) единый целостный объект, существующий в действительности, имеющий множество временны́х частей, таковыми объектами самими по себе не являющимися, называют «пространственно-временным червём» («space-time worm») или просто «червём» («worm»); из-за этого пердурантизм (в узком смысле) также называют «теорией червя» или «теорией червей» («worm theory»).

Смысл названия «теория червя» такой: как червь в плоде (или в земле) протягивается, простирается в своей червоточине, то есть простирается в пространстве своими пространственными частями, так и вещь протягивается, простирается в пространственно-временном континууме не только через пространство, но и через само время своими временны́ми частями: вещь — это не только пространственный, но и временно́й «червь».

Отметим также, что некоторых в некоторых «теориях сцен» сцены называются словом «counterparts» — «дубликаты», «двойники», «копии», «аналоги»; то есть по отношению к некоторой сцене всякая другая сцена есть её «counterpart» — дубликат, двойник, копия, аналог. Эта выражение, однако, здесь не подразумевает какой-то вторичности или неполноценности: если сцена A есть counterpart сцены B, то  сама эта сцена B в равной степени есть counterpart сцены A. Слово «counterpart» здесь также подчёркивает то, что каждая сцена есть отдельное полноценное самодостаточное целое; это отсылает к представлению о том, что сцены-counterparts не агрегируются, не составляют единого целого, состоящего из них как из своих частей в том смысле, в каком пространственные части вещи составляют эту единую вещь. Слово «counterpart» также подразумевает наличие некоторого родства, то есть родственных отношений между сценами-counterparts; именно из-за этого родства сцены-элементы множества, которые суть отдельные, целостные вещи-в-действии, воспринимаются человеком как одна-единственная вещь, существующая во времени.

 

2.7. Четырёхдименционализм и трёхдименционализм

 

Хотя и говорят, что мы живём в четырёхмерном пространстве-времени (пространственно-временном континууме), однако при этом, как правило, подчёркивают, что временно́е измерение существенно отличается от пространственных.

Во-первых, время однонаправлено, то естьвсегда движется «вперёд», в направлении будущего; во времени невозможно двигаться назад, то есть в прошлое, а в каждом из пространственных направлений возможно движение в обе стороны, и вперёд и назад; да и сами эти названия «вперёд» и «назад», в отличие от времени, чисто условны и поэтому лучше говорить не «вперёд и назад», а «в обе стороны».

Во-вторых, большинство людей стихийно, интуитивно, в соответствии со «здравым смыслом» придерживается презентизма; при этом многие также считают, что «сейчас», то есть настоящее, имеет нулевую временную длительность, то есть математически оно отображается точкой, «точкой времени» на временной шкале. Следовательно, если обычные предметы существуют так, что их пространственные протяженности во всех измерениях ненулевые, то временна́я длительность предмета (аналог пространственной протяженности), согласно таким представлениям, у предмета нулевая.

Ввиду таких различий у временного и пространственного измерений часто более строго говорят, что наш мир не четырёхмерный, а такой, что имеет три пространственных измерения и одно временно́е; в самом деле: речь о том, что мир четырёхмерен наводит на мысль о том, что временно́е  измерение — то же самое, что и каждое из пространственных измерений.

Как бы то ни было, как бы ни были различны время и пространство в действительности, чем бы они ни были в действительности, но при описании нашего мира вообще и для описания его пространственно-временного континуума в частности используются четырёхмерные математические (геометрические) модели; а когда хотят привести простые и ясные примеры того, как устроен мир, убирают одно или два пространственных измерения — для того, что получившийся двухмерный или трёхмерный мир легко можно было геометрически изобразить на плоскости (на листе бумаги) или в пространстве (в некоем объеме пространства) соответственно. Но при этом, естественно, встаёт вопрос: а что же стоит за пространственными измерениями и за временным измерением в действительности?

Если есть только «сейчас» и это «сейчас» есть «точка времени» нулевой длительности, то получается, что в действительности нет того, что стоит за временны́м измерением в наших геометрических (математических) моделях мира (пребывающего в процессе своего существования) и его, этого мира, пространственно-временного континуума: ведь, например, нельзя говорить о кубе с нулевой высотой — можно говорить лишь о квадрате и о его длине и ширине.

Если же по-прежнему есть только «сейчас», но это «сейчас» есть некая ненулевая элементарная длительность времени, пусть и очень малая, то в этом случае при построении геометрической (математической) модели можно пренебречь этой ненулевой длительностью и всё равно упрощённом считать, что «сейчас» имеет нулевую длительность.

Итак, «по-серьёзному» (то есть тогда, когда оно учитывается в математических моделях) говорить о наличии временно́го измерения, по-видимому, можно только тогда, когда помимо «сейчас» малой (в том числе и нулевой) длительности существует множество других периодов времени параллельно с этим «сейчас», то есть периодов времени прошлого и (/или) будущего.

Из сказанного следует, что при описании действительности с точки зрения физики в рамках презентизма лучше говорить о трёхмерном мире (мире с тремя пространственными измерениями), существующем (развёртывающемся) во времени, а в рамках этернализма — о четырёхмерном мире с тремя пространственными измерениями и одним временны́м: ведь в последнем случае, как следует полагать, за временны́м измерением стоит некая физическая реальность, подобная той, которая стоит за каждым из пространственных измерений.

В описанном выше смысле говорят, что презентизм стоит на позициях трёхдименционализма.

Говоря так, мы, конечно, вовсе не имеем в виду, что, согласно презентизму, за временем не стоит никакой физической реальности: мы говорим лишь о том, что в рамках презентизма вряд ли следует думать, что за временем стоит физическая реальность, подобная той, что стоит за пространственными измерениями.

Тем не менее, в любом случае, как сказано, бытие мира отображается четырёхмерными математическими моделями.

Итак, в случае верности этернализма можно ожидать, что за временны́м измерением наших четырёхмерных моделей мира (вернее, бытия мира, то есть мира-в-действии) в действительности, то есть в физической реальности, стоит нечто подобное, то есть нечто похожее на физическую реальность, стоящую за пространственными измерениями наших моделей. Как правило, так и считают.

Теория о том, что в действительности физический мир (а не наша математическая модель его!) четырёхмерный и, притом, такой, что временное измерение подобно или похоже на пространственные измерения, носит название четырёхдименционализма (four‑dimensionalism, сокращённо 4Dism).

Как ясно, в такой предельно-общей формулировке четырёхдименционализм стоит на позициях этернализма (как «A», так и «B» типа) либо промежуточных теорий времени, а также совместим и с пердурантизмом (как «A», так и «B» типа) в узком смысле, и с эксдурантизмом (тоже как «A», так и «B» типа). Ввиду этого  четырёхдименционализм, понимаемый как теория существования мира, можно трактовать как синоним пердурантизма в широком смысле (то есть, включая эксдурантзим), если договориться, что при таком отождествлении мы не рассматриваем промежуточные между презентизмом и этернализмом теории времени и теории существования вещей и мира, основанныё на них.

Michael С. Rea в [Rea2003] понимает четырёхдименционализм как то, что противопоставлено презентизму, то есть как то, что стоит либо на позициях этернализма, либо на позициях промежуточных между презентизмом и этернализмом теорий времени ([Rea2003, p. 246]): «Presentists say that only present objects exist. There are no dinosaurs, though there were such things; there are no cities on Mars, though perhaps there will be such things. Four-dimensionalists, on the other hand, say that there are past or future objects (or both); and in saying this, they mean to put such things ontologically on a par with present objects. According to the four-dimensionalist, non-present objects are like spatially distant objects: they exist, just not here, where we are» — «Презентисты говорят, что существуют лишь настоящие объекты. Нет динозавров, хотя такие животные были; нет городов на Марсе, хотя, возможно, такие вещи будут. Четырёхдименционалисты, с другой стороны, говорят, что существуют также прошлые или будущие объекты (или и те, и другие); и, говоря так, они имеют намерение придать этим вещам онтологический статус, равный со статусом настоящих объектов. Согласно четырёхдименционалистам, объекты, не существующие в настоящем, подобны пространственно удалённым объектам: они существуют, только не здесь, то есть не там, где существуем мы».

Theodore Sider в [Sider1997], если дать краткую сумму того, что он написал в первой главе этого труда [Sider1997, pp. 198‑208], понимал четырёхдименционализм как разновидность A‑пердурантзима (в узком смысле), то есть как «теорию червя», основанную на A‑последовательности; при этом темпоральные части в этой теории у Sider’а соответствуют мгновениям времени («точкам времени» нулевой длительности). Смотри также его книгу «Four-Dimensionalism: An Ontology of Persistence and Time» («Четырёхдименционализм: онтология существования (персистирования) и времени») ([Sider2002]).

Ввиду такой неоднозначности термина «четырёхдименционализм» необходимо отслеживать по контексту, что именно имеется в виду в конкретном случае.

 

2.8. Gunk-объекты (бесконечно-делимые неатомарные объекты); gunky-пространство и gunky-время как примеры непрерывных gunk-объектов

 

Всем нам знакомы математические одномерное, двухмерное и трёхмерное пространства, элементами, примитивами которых являются точки; протяжённость точки во всех измерениях — нулевая. В двумерном математическом пространстве точки могут составлять линию или отрезок, то есть объект нулевой толщины, но ненулевой протяженности, обладающий нулевым объёмом, а в трёхмерном математическом пространстве точки могут составлять плоскости или части плоскостей нулевой толщины, но ненулевой площади, которые (плоскости) имеют нулевой объём. Точка в одномерном пространстве, прямая в двумерном или плоскость в трёхмерном — всё это так называемые «множества (в данном случае — точек) меры нуль»: в первом случае точка имеет нулевую протяжённость, во втором случае прямая имеет нулевую площадь, а в третьем случае плоскость имеет нулевой объём.

Итак, с одной стороны, математические множества меры нуль, как ясно из названия, имеют нулевую меру, а, с другой стороны, они являются частью математического пространства той размерности, в котором они имеют нулевую меру: ведь точка есть часть прямой, прямая есть часть плоскости, плоскость есть часть объема и так далее. Спрашивается: соответствуют ли что-то точкам и, вообще говоря, множествам меры нуль математического пространства физические точки, то есть точки физического пространства как эго элементы и примитивы, из которых оно состоит и которые имеют нулевую протяжённость?

Ноль яблок — это отсутствие яблок. Назовём яблоко, которого нет, нуль-яблоком. Можно ли конечным или бесконечным количеством нуль-яблок кого-либо накормить? Можно ли из конечного или бесконечного количества нуль яблок составить какую-то часть действительно существующего яблока, пусть очень малую, пусть бесконечно-малую, но ненулевую (скажем, по весу или объёму) его часть? Я думаю, вы ответите «нет».

Пойдём дальше. Часть кирпича нулевого объёма — это отсутствие какой-либо части кирпича и кирпича целиком, то есть существующего в действительности кирпича и существующей в действительности части кирпича. По-видимому, вы с этим тоже согласитесь.

Пойдём дальше. Часть физического пространства нулевого объёма — это отсутствие какой-либо части действительно-существующего физического пространства и действительно-существующего пространства целиком, в том числе отсутствие каких-либо элементов, примитивов этого пространства, из которых оно состоит.

Что означает это утверждение? Возьмём гипотетическое одномерное физическое пространство. В этом случае данное утверждение означает, что никаких «физических точек», то есть объектов нулевой протяжённости, у этого пространства нет. То есть: физические протяжённости состоят не из «физических точек», а из протяжённостей; эти протяжённости можно бесконечно делить на ненулевые протяжённости любым способом, в том числе и так, что с каждым новым делением максимальная протяжённость, полученная в результате деления, стремится к нулю; при этом, как ясно, мы никогда не «доделимся» до «физической точки», которая, с одной стороны имеет меру нуль, а, с другой стороны, есть нечто сущее, а не не-сущее, ибо её, этой «физической точки» попросту не существует. Элементами, примитивами пространства в данном случае меньшие протяжённости, но всё-таки ненулевые, а не «физические точки». Аналогично можно сказать и в случае гипотетического двумерного физического пространства, и в случае действительно-сущего трёхмерного пространства: элементы, примитивы двумерного пространства — это бесконечно-делимые, но ненулевые площади (части плоскости), а примитивы, элементы трёхмерного пространство — это бесконечно-делимые, но ненулевые объёмы: прямая состоит из ненулевых протяжённостей, плоскость — из ненулевых площадей, трёхмерное пространство — из ненулевых объёмов; множество меры нуль как элементов, примитивов в любом случае нет.

Аналогичные рассуждения можно привести не только применительно пространству, но и применительно ко времени — только в этом случае вместо пространственных протяжённостей следует говорить о временны́х длительностях (иногда, впрочем, может быть, не совсем правильно, говорят и о временны́х протяжённостях). Аналогом точки, то есть «физической точки» физического пространства при этом будет мгновение, то есть «точка времени», — «физическая точка» физического времени. И эти рассуждения приводят к тому, что «точки времени», то есть мгновения в буквальном смысле как того, что имеет нулевую временну́ю длительность не существует.

Таким образом, согласно подобным рассуждениям выходит, что «точка пространства» и «точка времени» (мгновение) — это математические абстракции, которым в физической реальности не соответствует никаких объёктов, имеющих нулевую пространственную протяжённость или же нулевую временную длительность соответственно.

Подчёркнём, что и пространство, и время мы сейчас рассматриваем как непрерывные, а не как каким-либо образом дискретные (атомарные, квантованные).

Описанные сейчас физическое пространство и физическое время есть так называемые gunk-объекты.

«Gunk-объект» — это термин, используемый в мериологии.

Объект, рассматриваемый как единое целое, называют gunk-объектом, если он не имеет частей нулевой меры и делится на части ненулевой меры такие, что эти части, в свою очередь, тоже делятся на части ненулевой меры и так далее до бесконечности — однако, таким образом, что при этом мера самой большой части стремится к нулю, всегда оставаясь ненулевой. Легко заметить, что всякая часть gunk-объекта, рассматриваемая как единое целое, тоже есть gunk-объект.

Подчеркнём, что такое определение не подразумевает непрерывности gunk-объекта; тем не менее, в нашем частном случае мы рассматриваем пространство и время как непрерывные gunk-объекты.

Итак, делением мы никогда не получим неких дискретных (атомарных, квантованных) частей этого объекта ненулевой меры — потому, что всякую часть gunk-объекта можно, в свою очередь, тоже разделить на части, представляющие из себя gunk-объекты. А каких-либо дискретных частей нулевой меры (меры нуль) у gunk-объекта по определению нет.  Это означает что, у gunk-объекта нет никаких дискретных частей.

Существительное «gunk», обозначает вонючее или грязное (пачкающее) вещество — например, обычную грязь. Коснёмся рукой куска грязи; мы запачкаемся; теперь если кто-то коснётся рукой нашей руки, то его рука тоже запачкается; а если кто-то третий коснётся рукой его руки, то тоже запачкается; если так может продолжаться бесконечно, то эта грязь будет gunk-объектом. По-видимому, из-за подобной аналогии gunk-объекты и получили своё название.

«Gunky» — это прилагательное от «gunk».

Вышеописанное пространство называется gunky-пространством, а вышеописанное время — gunky-временем.

Математическое трёхмерное пространство, являющееся моделью трёхмерного физического пространства, как ясно, не является gunky-объектом: ведь хотя оно по определению и непрерывно, и бесконечно делимо любым способом на части ненулевой меры, однако при этом оно всё же рассматривается как состоящее на самом нижнем уровне из таких элементов, примитивов как точки; а точка — это атомарный (квантующийся) математический (геометрический) объект.

Подчеркнём важную деталь: как кажется, то, что непрерывно, не может быть дискретным; однако математическое трёхмерное пространство, состоящее из точек, как видим, и непрерывно, и дискретно: так сказать, «на верхнем уровне» оно непрерывно, а на «нижнем уровне» — дискретно. При этом, правда, производя деление на части ненулевой меры, до этого «нижнего уровня» принципиально невозможно добраться. Сам факт того, что таким делением невозможно добраться до «атомарных» частей ставит под сомнение само существование таких «атомарных» частей, а также корректность определения пространства как того, что состоит из таких частей. В связи с этим отметим, что существует безточечная геометрия (point-free geometry), основные положения которой впервые были сформулированы Alfred North Whitehead’ом в начале XX в.

 Тем не менее, большинство считает, что «точка пространства» и «точка времени» (мгновение) как физические реальности существуют; таковые не разделяют мнения, что физическое пространство и физическое время суть gunk-объекты. Отметим, что ещё сам Аристотель понимал «сейчас» как мгновение, то есть как «точку времени», имеющую нулевую длительность.

Gunk-объекты мы также будем называть непрерывными бесконечно-делимыми неатомарными объектами.

Если время есть gunk-объект, то «сейчас», учреждающее настоящее, обладает ненулевой длительностью. Чтобы осознать, какое это странное «сейчас», давайте представим, что это «сейчас» занимает целую минуту. Пусть за минуту вы проходите 60 метров. В таком «сейчас» существуют: вы, проходящий первый метр в первую секунду, вы же, проходящий второй метр во вторую секунду и так далее; это «сейчас» делиться на множество «микросейчас» ненулевой длительности, те, в свою очередь, тоже делятся — на «ещё более мелкие сейчас» и так далее до бесконечности… При этом, по-видимому, вы должны себя ощущать как сущего сразу во всех «микросейчас» параллельно.

Не знаю, что бы было, если бы «сейчас» было столь длительным; но поскольку в действительности (если, конечно, верно, что время есть gunk-объект) «сейчас» обладает весьма малой длительность, мы не ощущаем себя (вернее — не замечаем себя!) существующими сразу во многих местах и многих периодах «сейчас»; нам кажется — только лишь кажется! — что, когда мы двигаемся, мы существуем «сейчас» только лишь в одном месте, понимая это «сейчас» как «точку времени».

 

2.9. «Теория сцен» и «теория червя» применительно к gunky-времени и к «атомарному» (квантующемуся) времени

 

Напомним, что мгновение — это «точка времени», имеющая нулевую длительность, это примитив, минимальный элемент времени, из которого, как многие полагают, составляются все промежутки времени, то есть временные длительности — в том числе и ненулевые. При этом всякая ненулевая длительность представляется как бесконечно делимая на ненулевые части любым способом — в том числе так, что при этом длительность самой большой части стремится к нулю; однако же, несмотря на это стремление, при таком делении никогда невозможно «доделиться до точки времени», то есть получить в результате часть времени нулевой длительности.

При таком представлении о времени, хотя время и бесконечно делимо указанным выше образом, то есть таким, с помощь которого нельзя заполучить в распоряжение примитив, минимальный элемент времени, что само по себе ставит под вопрос его  (примитива) существование, но, тем не менее, по определению такой элемент существует: это и есть та самая «точка времени». И в этом смысле, в смысле наличия этой «точки времени», примитива, минимального элемента времени, можно говорить о том, что время имеет не только непрерывный, но и дискретный характер, ибо оно имеет некий квант времени, атом времени, в роли которого выступает эта самая «точка времени», то есть мгновение.

Наличие этой «точки времени», мгновения, приводит к тому, что она, как дискретный элемент времени, его элементарная часть, примитив, есть наиболее походящий кандидат на роль того, чему должна соответствовать (своя для каждого момента) сцена: сколько моментов, столько и сцен; для каждого момента — своя отдельная, особая сцена. Но что если имеет место gunky-время? Тогда мгновений времени нет и, соответственно, встаёт вопрос о том, возможно ли в этом случае, а именно в случае отсутствия дискретности (атомарности) у времени само существование сцен, а также вопрос о том, каким временны́м длительностям должны соответствовать эти сцены в случае их существования.

Если предположить, что сцены существуют и в случае gunky-времени, то наиболее логично будет сопоставить каждому «сейчас» свою сцену (теперь «сейчас», подчеркнём, имеет некую ненулевую длительность). И здесь нас ждёт затруднение. Возьмём две неперекрывающиеся во времени ближайшие друг к другу сцены. Пусть длительность «сейчас» есть 1 минута; возьмём две соседних минуты и рассмотрим две сцены, им соответствующие. Сцены — это темпоральные части; две рассматриваемых сцены как темпоральные части не имеют общих для обоих сцен частей (то есть частей темпоральных частей). Но если сцены перекрываются во времени (например, пусть вторая сцена начинается на полминуты раньше, чем было оговорено), то у сцен как темпоральных частей  есть общие  части (части темпоральных частей): получается, что вторая сцена наполовину состоит из частей первой сцены!

Итак, в рассматриваемом случае темпоральные части делятся на части, то есть сцены сами делятся на сцены (будем называть их микросценами) и эти темпоральные части «нижнего» уровня могут одновременно участвовать во многих сценах. Пусть теперь вторая сцена начинается спустя 15 сек. после первой, третья — спустя 30 сек., четвёртая — спустя 45 сек., пятая — спустя 60 сек. Получается, что вторая сцена на 75% состоит из частей (микросцен) первой, третья — на 50% из частей (микросцен) первой, четвёртая — на 25% из частей (микросцен) первой; и только пятая не содержит ни одной части  (микросцены) первой сцены; соответственно, третья сцена состоит не только на 50% из микросцен первой сцены, но и на 75% из микросцен второй сцены, четвёртая сцена состоит на 25% из микросцен первой сцены, на 50% из микросцен второй сцены и на 75% из микросцен третьей сцены и так далее. Эти сцены мы назвали «первой», «второй» и так далее чисто условно; мы могли бы дать им буквенные обозначения; в действительности сцена идёт за сценой не дискретно, а непрерывно; таким образом, первая сцена плавно перетекает во вторую через бесконечное число промежуточных сцен и все эти сцены имеют общие части; вторая сцена так же плавно перетекает в третью, третья — в четвёртую, а четвёртая — в пятую. Что это значит применительно к мирам или вещам, словом, counterparts, соответствующим каждой сцене? Это значит, что и сами эти миры или вещи, counterparts, плавно перетекают из одного в другую, имея при этом общие части. Но тогда логично заключить, что вовсе нет никакого множества отдельных, целостных миров, а есть единственный целостный мир, а именно тот мир, который имеет в виду «теория червя»: мир есть пространственно-временной червь, непрерывный, а не множество сцен, существующих отдельно друг от друга; и каждая вещь, сущая в мире, также есть пространственно-временной червь, а не множество сцен.

Следовательно, gunky-время не поддерживает «теорию сцен»: сцены при таком времени попросту невозможны. Другими словами можно сказать, что «теория сцен» при gunky-времени превращается в «теорию червя».

Как ясно, в случае непрерывного времени, у которого есть такие дискретные части,  как «точки времени», то есть мгновения, сцены возможны именно благодаря наличию таких дискретных (атомарных) частей. Но сцены возможны не только в таком случае — они возможны и в других случаях, когда время имеет дискретный (атомарный, квантующийся) характер; более того: внутри одного «атома» (кванта) время может быть непрерывным — в том числе и таким, что оно будет gunky-временем (это будет, так сказать, локальное, то есть «внутриатомное», внутриквантовое, время). В этом локальном времени, если оно поддерживает «точки времени» даже можно попытаться ввести микросцены! Например: «атом» (квант) времени соответствует одному «сейчас», внутри «атома» время непрерывно и имеет «точки времени» и с каждой такой точкой локального времени связана своя микросцена. Вы можете даже искривить время в этом кванте так, чтобы закольцевать его, это локальное время.

Подробнее о несовместимости «теории сцен» (эксдурантизма) с gunky-временем и о том, что «теория сцен» подразумевает «атомарность» времени смотри статью Joshua M. Stuchlik’а «Not All Worlds Are Stages» («Не все миры суть сцены») ([Stuchlik2003]).

 

2.10. Промежуточные теории времени

 

Промежуточные между презентизмом и этернализмом теории времени либо таковы, что признают существование настоящего и прошлого в том смысле, в каком это признаёт этернализм, но отрицают существование будущего в том смысле, в каком это отрицает презентизм, либо же таковы, что признают существование настоящего и будущего в том смысле, в каком это признаёт этернализм, но отрицают существование прошлого в том смысле, в каком это отрицает презентизм.

Пример теорий первого типа — это «теория вселенной из нарастающих блоков» (growing block universe theory).

В коралловом рифе поверх умерших кораллов растут живые кораллы; когда последние умирают, поверх них нарастают новые живые кораллы и так далее; постепенно коралловый риф увеличивается за счёт уже умерших кораллов; при этом на границе рифа с водой находится тонкий слой живых кораллов, благодаря котором и происходит рост рифа. Вселенная из нарастающих блоков (которые суть ничто иное, как уже знакомые нам темпоральные части) подобна такому рифу: «умершее» настоящее, то есть прошедшие «сейчас» присоединяются к прошлому, которое постоянно «растёт» из-за этого, и при этом во вселенной постоянно образуется новое настоящее, новое «сейчас». В рассматриваемой теории «сейчас», то есть настоящее имеет, ненулевую длительность.

Если в теориях времени первого типа вселенную можно уподобить коралловому рифу, то в теориях времени второго типа вселенную можно уподобить сгорающему шнуру: горящий участок — это настоящее; «по мере горения» «шнура» будущее становится настоящим, и «сгорает», то есть уничтожается.

Продолжение следует....