![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Св. метаморф Андрей Кураев Взагрей
Aug. 4th, 2018 09:26 amСвободное распространение приветствуется
Автор: Temptator ; Версия: 1.0 от 04.07(Aug).2018
temptator@protonmail.com
samlib.ru/t/temptator ; temptator.dreamwidth.org
Некоторые говорят, что Дух Святой ныне уже не действует так, как действовал в древних отцах, ибо ныне мир стал иным. Но если мир и претерпевает изменения, то Бог — нет. И если люди падают в бездны порока и греха больше, чем прежде, если поднятие их с этих поистине адских глубин требует намного больших усилий, чем прежде, то Бог-человеколюбец силён совершить свои спасительные действия и сейчас, а не только был способен прежде; ибо даже адские глубины конечны, а Бог и его силы — бесконечны. И, следовательно, как являл Бог великих святых в древности, так являет и «таких же, как древние» сейчас. И как творил Бог величайшие чудеса для вразумления человеческого рода ранее, так творит их и сейчас. Свидетельство тому — рассказ раба Божьего Димитрия — Дмитрия Алексеевича Линусова, доктора наук, профессора, видного отечественного энтомолога. Это рассказ о дивном святом, «едином от древних», явленном ныне — о святом метаморфе Андрее Кураеве Вазгрее (Взагрейском) (Не путать с профессором дьяконом Андреем Кураевым), чудесно рождённым и положившим свою краткую жизнь за ближнего своего, претерпев ужасные муки от нечестивцев.
Итак, предоставляем слово Дмитрию Алексеевичу Линусову.
***
По своей профессии я — энтомолог. А ещё я учёный, доктор наук и даже заведующий кафедрой энтомологии в одном из известных ВУЗов. С начала перестройки уверовал в Бога и стал православным. Есть у меня одна больная рана — ведь я, скорее, кабинетный учёный, а не практик, проводящий всю жизнь в полевых исследованиях в различных частях мира. И вот что же получается: я, став доктором наук, так и не открыл ни одного нового вида. А тот же Набоков, например, писатель, то есть тоже «человек кабинетный», это сделал! Он открыл около двадцати новых видов бабочек. И это, честно говоря, все время задевало и до сих пор задевает мою «профессиональную гордость». Поэтому с определённого времени я стал отправляться на «полевые исследования» — чаще всего, конечно, за свои деньги.
Сравнительно недавно я получил известие, что возле села Взагрейкино наблюдалось что-то странное; и я поспешил туда отправиться. Как правило, на подобные поездки мне удавалось уговорить отправиться вместе со мной некоторых из моих аспирантов. Вот и в тот год со мной должны были ехать две моих аспирантки — но в последний момент у них что-то не вышло. Впрочем, зная мою требовательность, многие придумывали благовидные предлоги для отказа: ведь вместо того, чтобы провести летние месяцы на море где-нибудь заграницей кому хочется по двенадцать-четырнадцать часов в сутки бродить под палящим летним солнцем по полям и лугам вдали от людского жилья, живя в палатке с минимумом удобств? Да ещё и маршируя при этом по двадцать (а то и больше) километров в сутки. Но, как я считаю, энтомолог, не способный на это — профессионально непригоден. Особенно если он не способен на это, даже будучи молодым. Я даже выгнал одного аспиранта, когда узнал, что он, вместо того, чтобы отправиться за пятнадцать километров от стоянки на некоторые интересные луга и к вечеру вернутся обратно, весь день проспал в леске, а в качестве опытных образцов наловил всякой дряни возле ближайшего болота.
Но вернёмся к Взагрейкино. Так это село называют сами его жители; но официально, «по бумагам», оно называется «Взагрейское», то есть «сельское поселение Взагрейское». А ещё это село знаменито тем, что неподалёку от него — всего в часе ходьбы — возле озера и подступающего к нему леса, на лесно-озёрной обширной поляне, располагается святой источник, воды которого почитаются целебными. Чтобы искупаться в нём и набрать из него воды, люди приезжают издалека; иногда народ просто толпиться на поляне, но иногда целыми днями там нет никого или почти никого. Воды этого источника забили вскоре после того, как на этой поляне из-за обвинения в контрреволюции большевиками были расстреляны двое священников, служивших в храме села Взагрейкино — престарелый отец и сын. Было это через год или два после революции. И я, получив сведения о каких-то необычных бабочках, якобы виденных возле Взагрейкино, отправился туда не только ради бабочек, но и для того, чтобы набрать воды из святого источника и почтить память мучеников. Хотя, конечно, то, что со мной не поехали мои ученицы, меня очень огорчило — я думал: ведь теперь мне, почти пенсионеру, придётся (кстати: и действительно — пришлось) работать не по десять, а по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки и проходить днём не по пятнадцать-двадцать километров, а по тридцать-тридцать пять, а то и по все сорок (тоже пришлось).
Интересно, что про святой источник в Загрейкино знал отец Андрей Кураев — об этом источнике он спорил с кем-то на одной из своих лекций. Я, конечно, не надеялся встретить его там; но, как говорится, «годы берут своё»; приходят телесные немощи, а вместе с ними и желание облегчить их. Не был исключением из этого правила и Андрей Кураев. Итак, я отправился в Загрейкино, на поляну, на источник, один и встретил там Андрея Кураева — хотя он меня и не заметил. Мог ли я предположить, чем всё это обернётся? Мог ли я предугадать, свидетелем каких чудесных событий я стану по воле Божьей? Какого дивного угодника Божьего смогу лицезреть? Но давайте обо всём по порядку.
Итак, я отправился в Загрейкино, на ту лесную поляну, на источник возле озера. Идти мне пришлось через лес, по едва заметной тропинке, — даже, можно сказать, что мне пришлось идти через саму чащу леса. Так было ближе; в то же время туда, к озеру, на поляну с источником, вела и довольно неплохая грунтовая дорога. Я вышел к поляне с другой стороны, нежели та, с которой на неё пришёл Кураев — или, вернее, приехал, ибо его мопед стоял неподалёку от источника, возле самого озера. Я сразу же узнал этого знаменитого богослова и миссионера, стоявшего на поляне в совершенном одиночестве, и решил поздороваться. Мне было очень радостно, что Андрей Вячеславович, подобно простому русскому человеку из деревни, решил опроститься и бесхитростно придти к святому источнику, дабы прибегнуть к божественной целительной силе, которая являлась Богом вместе с действием напояющих тело живительных струй простой воды, бьющей из земных недр. Едва я уже собрался выйти из леса на поляну, как был остановлен божественной силой — ибо узрел грозное видение, предназначавшееся прежде всего самому Андрею Кураеву. Ибо ангел Господень явился Кураеву и громогласно рёк ему — и я слышал глас сей:
— Я — архангел Михаил, предстоящий пред Богом, и ныне я послан к тебе, дабы возвестить: се, приблизился час погибели твоей, ибо епископы-мужеложцы и епископы-члены гей-лобби ищут растерзать тебя и пожрать тебя и вскоре будут здесь; но нет на то воли Божьей, чтобы ты погиб, ибо ты ещё надобен Господу. Посему вместо тебя пострадает от их рук другой! Ибо такова воля Божья.
Тотчас архангел благословил Кураева и тот стал претерпевать странные изменения: он увеличился в размерах и сильно округлился; а затем, несколько корёжась, он стал делиться надвое; уже через минуту или две я видел не одного Кураева, а целых двух. На что походило это удвоение? Более всего оно напоминало мне деление клетки, то есть митоз. Конечно, это было чудом, но, с другой стороны, раз такое возможно применительно к клетке, то почему это невозможно применительно к многоклеточному организму? Тем более, когда это происходит с божественной помощью.
Тогда ангел обратился ко второму, младшему Кураеву, который отделился от первого:
— Нет больше той любви, когда человек положит душу свою за ближних своих! Хочешь ли ты положить душу за того, от кого ты рождён чудесным образом и так явить любовь свою?
— Ей, — кротко ответил Кураев Второй, Младший, — если на то будет воля Божья и помощь Божья.
— Есть на то и одно, и другое! — рёк ему ангел, — Се, мужеложцы-епископы, ищут растерзать и пожрать того, от кого ты рождён; иди же и умри за него и вместо него. А тот, от кого ты рождён, ещё надобен Господу, ибо подобает ему и далее, ревнуя о Господе, бороться с мужеложниками и прочими нечестивцами, оскверняющими церковь.
— Да свершится воля Божья! — кротко рёк Кураев Младший.
Тогда архангел Михаил навёл на Кураева Старшего крепкий сон и отнёс его подальше от поляны, в лес, и спрятал его в подземном схроне, оставленном партизанами. Впрочем, что касается укрытия Кураева в схроне, то я сам этого не видел, но Агафья Петровна, знающая об этом схроне с детства, предполагает, что всё было именно так. А затем ангел вернулся к Кураеву Младшему и сказал ему:
— Крепись и молись! Ибо дух бодр, а плоть же немощна. Ибо, вот, грядут вскоре ищущие души твоей! И уже слышен звук колесниц их! И да пребудет с тобой сила от Господа, дабы ты посрамил козни и волшебства их и показал, что нет равного Господу; ибо как Моисей силой Божьей победил все козни магов и жезл его пожрал жезлы магов, когда эти жезлы обратились в змей, так и ты посрамишь волшебные искусства нечестивых!
И благословил архангел Кураева Младшего, а затем исчез. А Кураев Младший стал молиться. И не успел он прочесть «Отче наш», как стала видна вереница автомобилей ищущих души Кураева нечестивых епископов-мужеложцев и епископов-членов гей-лобби.
Вспоминая эти мгновенья, я, признаться, порой с ужасом думаю, что не только я сам, но и ангел Божий мог перепутать Кураева Старшего с Кураевым Младшим и что, следовательно, теперь, когда мы слушаем лекции Андрея Вячеславовича, мы на самом деле слушаем Андрея Младшего, Андрея Взагрея, тогда как собственно Андрей Вячеславович погиб ужасной смертью и ныне пребывает на небесах, получив награду и воздаяние от Господа…
Только вереница автомобилей приехала на поляну и остановилась, только епископы вышли из своих роскошных машин, только они увидели мопед Кураева и поняли, что тот, кого они ищут, здесь, как Андрей Кураев Второй или Младший обратился в белого лебедя и взмыл ввысь. Но ему не удалось ускользнуть незамеченным. Кто-то из епископов заметил необычного лебедя и подал клич: «Вот он!». Едва заслышав клич, епископы сбросили с себя все одежды и предстали в нагом виде; только лишь митры да белые клобуки были на их головах, да панагии на их шеях. Они схватились за свои посохи и выстроились в ряд на поляне; затем они поместили посохи промеж своих ног — так как обычно ведьмы помещают промеж своих ног свои мётлы — и стали махать руками, точно птицы, издавая какие-то странные крики, похожие на птичьи. Спустя малое время все они превратились в хищных птиц — кто в соколов, кто в ястребов, кто в коршунов, кто в орлов — и тоже устремились ввысь, пытаясь нагнать Кураева.
С тревогой смотрел я, как стая хищных птиц догоняла лебедя; его гибель казалась мне неизбежной. Когда орлы и соколы уже были готовы схватить и растерзать лебедя, тот спикировал вниз; он летел камнем — казалось, он намеревался врезаться в гладь озера и утонуть в нём. Но незадолго от поверхности лебедь обратился в рыбу, в карася, и нырнул в глубину вод. Увидев это, соколы обратились в людей; мне казалось, что эти люди упадут с высоты в озеро и разобьются так, что, по крайней мере, получат тяжёлые травмы — но не тут-то было! Епископы вновь оседали свои посохи — прямо в полёте, прямо в свободном падении! — и стали делать извивающиеся телодвижения корпусом тела; руками же они делали такие движения, как будто бы они плавали в море. Не прошло и нескольких секунд, как все они тоже превратились в рыб, в щук. Как и Кураев, они нырнули в озеро. Началась подводная охота. Наконец, не выдержав преследования, карась-Кураев выпрыгнул на сушу, обратился в быка и убежал в лесную чащу.
Поняв, что искомого ими карася больше в озере нет, щуки-епископы тоже выпрыгнули на сушу и приняли исходный человеческий вид. Тем временем Кураев уже скрылся в чаще и епископы, не проследив за его дальнейшими метаморфозами, выказывали великое негодование и всё гадали: во что же теперь он обратился и где теперь его и как искать? Это замешательство дало Кураеву фору и передышку.
Пока епископы спорили промеж себя, я обратил свой взор к лесной чаще и остановил его на огромном старом дуплистом дереве, одиноко стоявшем на самом краю поляны несколько поодаль от своих собратьев. Какое-то странное движение непонятно чего почему-то приковывало мой взгляд именно к этому дереву. Я напряг своё зрение и увидел выходящую из дерева прекрасную, неземной красоты, деву, словно созданную, как и высшие боги, из прозрачного небесного эфира, почти нагую, едва прикрытую опоясанием из листьев; «Дриада!» — пронеслось у меня в голове. Тотчас, едва явившись моему взору, эта нимфа стала делать соблазнительные телодвижения.
Оказалось, что нимфу узрел не только я — её увидели и, по крайней мере, некоторые из епископов. Привлечённые её красотой, двое епископов-мужеложцев, объятые страстью, направились к ней для совокупления, даже не пытаясь при этом прикрыть свои эрегированные фаллосы. И тут я понял, что они видели в нимфе не деву — как я, — а почти нагого прекрасного мальчика, отрока или юношу; а затем мне пришло на ум, что каждый видел в этом странном явившемся из древа существе, то, чего ему хотелось. «Да это же морок!» — пронеслось у меня в голове; и я невольно перекрестился; и тогда пелена словно спала с моих глаз; и я узрел это существо таким, каким оно было в действительности — по крайней мере, в духовном смысле — настолько, насколько эта духовная действительность может быть передана грубыми телесными образами. Я увидел омерзительного кривляющегося беса с огромным фаллосом, делающего срамные жесты и принимающего срамные позы.
Меж тем двое мужеложцев приблизились к древу и, к моему изумлению, засунули свои эрегированные половые органы в его дупла. Бес, увидев это, засмеялся и взмахнул рукой — и тотчас дерево заскрипело и стало сжимать свои объятия. Мужеложцы думали, что совокупляются с отроком или юношей, но на самом деле они совокуплялись с деревом, приняв его дупла за уста и афедроны; и эти дупла по мановению беса сильно сжались — так, что нечестивцы тотчас взвыли от боли, словно оказавшись пойманными бессердечными капканами. Обманутые нагие епископы, имевшие одеждой только панагии и митры, взвыли так, словно они лишились своих детородных органов от удара молота. С трудом, только лишь с помощью подбежавших своих товарищей и с помощью различных инструментов, им удалось извлечь свои покалеченные пенисы из объятий дерева. Меж тем, пока все епископы были заняты помощью своим пострадавшим собратьям, бес незаметно куда-то исчез.
Это странное происшествие помогло Кураеву, обратившемуся в быка, уйти в лес ещё дальше. Казалось, опасность миновала. Но тут кто-то сказал:
— А чего мы мучаемся?! Тащите дроны с тепловизорами!
Пока епископы управлялись с дронами, я задумался о сути того, чему только что стал свидетелем. Да, Андрей Кураев Младший или Второй мог изменять своё обличье! Мог принимать форму птицы, рыбы, зверя и кто его знает кого и чего ещё по собственному желанию. Он был самым настоящим метаморфом! Я слышал много рассказов про чудотворения святых, про то, как Сам Бог помогал им скрываться от врагов, но про то, чтобы Бог наделил святого даром метаморфничества я нигде не слышал. И вот, я стал тому свидетелем! Воистину — есть ли для Бога что невозможное? «Всё могу о укрепляющем мя Иисусе Христе!» — вспомнились мне слова святого апостола Павла.
Тем временем епископы разобрались со своими дронами. Оказалось, что в каждой из машин их было по два, а то и по три-четыре! Оказалось также, что все эти дроны были совершенно одинаковы. А ещё, как я понял, эти дроны были военными. Они образовывали сеть и могли действовать сообща под управлением общего распределённого искусственного интеллекта. Вероятно, какой-то координирующий всю сеть компьютер с ведущим искусственным интеллектом находился в одной из машин.
— Запускай рой в автономном режиме равноудалённого поиска от первичного маяка! — заорал какой-то из епископов.
— Нихрена не видно этот твой первичный маяк! — заорали ему в ответ.
— Ой! — сказал кто-то, полез в свою машину, нажал у чего-то там кнопку и продолжил: — А теперь видно?
— Видно! Запускаю! — ответили ему.
— А если не найдём? — спросил кто-то.
— Как это не найдём?! Этим партизан ловят! Даже размером с воробья или мышь! Для того оно специально и создано, — ответили ему.
Тотчас дроны взмыли в небо и стали выискивать Кураева, используя свои тепловизоры.
Епископы сгрудились вокруг пульта управления роем и уставились в дисплей. Места хватило, конечно, не всем. Так прошло несколько минут. Может быть, даже минут пять. Наконец епископ-оператор, ткнув пальцем в дисплей, воскликнул:
— Вот он, этот засранец! Один дрон будет над ним кружить, а мы туда срочно выбегаем! Всей стаей!
И епископы, используя свои посохи, обратились в волков весьма больших размеров и побежали навстречу своей добыче.
Но бык не думал сдаваться. Он водил за собой волков по лесу и, наконец, выбежал ни исходную поляну, с которой в лес и убежал. И тут вдруг бык исчез, а вместо ничего не появилось.
— В самом деле — неужто он обратился в комара или вообще в какую-нибудь инфузорию? — пронеслось у меня в голове.
И тотчас на поляне появились волки, выбежавшие из леса, и обратились в людей.
— Где же этот засранец?! — заорал самый главный из них, — Чего он ещё удумал?!
Вождь епископов подошёл к монитору и стал пристально всматриваться в него.
— Ничего не пойму! Он что — исчез? Превратился в вирус или бактерию? Но такое разве возможно?
Внезапно вождя осенила мысль.
— Чего любил Кураев больше всего на свете? — спросил он, глядя на что-то лежавшее в траве.
— Поизводить нас и потрепать нам нервы! — ответили ему.
— А ещё что? — повторил вопрос вождь.
Все застыли в недоумении.
— А больше всего Кураев любил пиво! — сам же и ответил на вопрос вождь. При этом сделал несколько шагов, нагнулся и поднял с земли оставленную туристами помятую литровую банку пива.
Вождь поднёс банку к носу и понюхал.
— Ах ты ж, джин! Ах ты ж, старик Хоттабыч! В пивные дрожжи превратиться вздумал?! А я тебя всё равно достал!
Вождь подал знак и все епископы за исключением его самого превратились в старых облезлых собак. Я сначала не понял почему, но потом вспомнил, что пивными дрожжами лечат собак и кошек, когда у них начинает выпадать шерсть.
— Ах вы мои Тузики-Бобики-Рексы! — обратился вождь к епископам, принявшим собачий облик, — Совсем вы пооблезли, совсем у вас шёрстка ломается! Но ничего — папочка приготовил для вас превосходные пивные дрожжи, которые вас вылечат!
Вождь засунул часть пальца в дырку пивной банки и попытался зачерпнуть из неё порцию дрожжей, но безуспешно. Тогда он достал ножик и приготовился проткнуть и разрезать им тонкие стенки банки, на всякий случай приготовившись при этом ко всяким неожиданностям.
И интуиция не подвела его. Лишь только он стал протыкать стенки банки ножом, как раздался громкий хлопок и стенки банки, предварительно разломившись на куски, разлетелись в разные стороны; а масса дрожжей, бывших в бутылке, упала на землю, во что-то превратилась, куда-то недалеко шмыгнула и снова исчезла — даже с тепловизоров.
Но вождь рассмотрел то, во что превратился на этот раз Кураев лучше, чем я. Он крепко выразился, смачно сплюнул и мрачно сказал, обратившись к обступившим его собратьям:
— Крот! Кро-о-от!!! Ищи его теперь!
Несколько секунд вождь пребывал в молчании и растерянности.
— Чёртов Кураев! — взревел вождь, прервав молчание, — Ты ещё вздумай в глиста превратиться да в жопу кому-нибудь залезть! Будь ты проклят! И знай — на всякую твою жаропрочную саламандру найдётся свой огненный великан!
А затем он скомандовал:
— Срочно превращаемся в скорпионов, ядовитых пауков и гадюк и разлазимся по норам! Несколько человек остаётся наблюдать — не вылезет ли этот гад из своего подземного убежища.
И епископы превратились в скорпионов, пауков и гадюк и полезли в кротовьи норы. Но лишь только они скрылись в подземном мире корней и червей, как Кураев уже вылез на краю поляны, возле самого леса. Это стало ясно потому, что там появился странный упитанный рыжеволосый рыжебородый гном с волосами и усами, заплетёнными в косички. Этот гном, в полном облачении шахтёра, показал знак «Fuck You» вождю, а затем повернулся, похлопал себя десницей по заду и неспешно зашагал в лесную чащу. На левом его плече лежала кирка, а к его поясу был подвешен старомодный шахтёрский фонарь.
— Свистать всех наверх! — словно объевшись белены, одурело заорал вождь.
Епископы в спешке повылазили из своих нор; а после все устремились в погоню за гномом-Кураевым, приняв обличья тигров, львов и медведей. Я, затаив дыхание, следил за тем, что будет дальше — ведь гномы, вероятно, не очень быстрые ходоки и бегуны.
Я не знаю, что было дальше там, в лесу; по меньшей мере, можно сказать, что Кураев-младший совершил ещё одно превращение; вряд ли и его враги совершили большее их число — ведь все они пробыли в лесу не очень долго.
Наконец, Кураев вернулся на ту же самую поляну возле озера, с которой и началась погоня, и обратился в огромного вепря весом более полутонны. Вскоре подоспели и преследовавшие его мужеложцы. Они приняли человеческий вид, чтобы снова обратиться и для этого взяли в зубы свои посохи. И тотчас же после этого они принялись бить себя в грудь кулаками и издавать рык; через считанные секунды они уже превратились в троллей высотой в два-три человеческих роста; а их посохи превратились в секиры, боевые топоры и палицы. Казалось бы, вепрь должен был устрашиться этих грозных зраков, но он кротко стоял пред ними, словно добровольно вышедший на заклание; он словно говорил: «Вот я! Делайте со мной, чего требует ваша испорченная порочная натура!». И было ясно, что этот вепрь решил принять смерть по своей собственной воле — ибо, споспешествуемый Богом, он уже доказал, что мужеложцы-епископы, при всех своих чудесах и волшебствах, никак не смогли бы схватить его и казнить. И было ясно, что пришёл его срок пострадать за ближнего своего, как и было предречено.
Тогда тролли, видя, что Кураев, принявший вид вепря, не думает убегать, подняли каждый своё оружие и устремились на него, чтобы растерзать и расчленить его, а потом пожрать. Они окружили вепря и, потрясая оружием, громогласно воскликнули: «Уничтожим праведника, яко непотребен нам есть!». И сразу же, как дикие хищные звери, они устремились на Кураева. Они подняли его, перевернули и распластали на земле; при этом четыре тролля растягивали вепря за руки и за ноги в четыре разные стороны, словно пытаясь разорвать его на части голыми руками. Двое же других троллей подняли свои боевые топоры, готовясь четвертовать страдальца.
Тогда Кураев кротко молвил: «Господи! Прости этим пидарасам, ибо не ведают они, говномесы дырявозадые, что творят!». И тотчас стремительными и мощными ударами тролли отсекли Кураеву руки и ноги; и истекло множество крови; и вепрь постепенно стал превращаться обратно в человека.
Завидя потоки крови и почуяв её запах, епископы-тролли возбудились и разъярились ещё более; неистовство их достигло крайнего предела. Они достали ножи и набросились на умирающее тело и стали резать и расчленять его на куски; некоторые даже отрывали куски от тела Кураева голыми руками или же отгрызали эти куски своими зубами; а другие тролли в неистовстве вырывали из ран его внутренности. Все они жадно пожирали доставшуюся им сырую плоть Кураева и пили ещё не свернувшуюся его кровь.
Наконец, утолив свою ярость и злобу, епископы-мужеложцы несколько успокоились и расселись вокруг истерзанного ими тела. Меж тем оно полностью приняло облик человека; епископы тоже полностью снова превратились из троллей в людей — за исключением их царя. Внезапно глава троллей, носивший на своей голове золотую корону, заметил, что Кураев был ещё жив. Тогда он подошёл к нему и огромной палицей размозжил ему череп, а затем голыми руками открутил и оторвал ему голову. После этого повелитель троллей тоже полностью обратился в человека. Дело было сделано. Андрей Кураев, как думали они, был мёртв.
Тогда эти нечестивцы решили доесть то, что осталось. Они развели два костра и притащили огромный котёл, а также вертел. Отчленённые от остова руки и ноги, голову и прочие отделённые от тела куски они бросили в котёл и стали варить. А сам остов, корпус тела, они насадили на вертел и принялись жарить. Но пока они ходили за котлом и за вертелом, пока они разводили костёр, за трупом никто не смотрел; и, воспользовавшись этим, к трупу подбежал волк и вырвал из него сердце; епископы заметили это и решили пристрелить волка, но тот убежал, по пути выронив под кустом украденное им. И это произошло по особому промыслу Божьему.
Пока Кураев варился и жарился, некоторые из епископов продолжали пожирать сырую плоть его и допивать остатки его крови.
Какая вкусная, чистая кровь! – сказал один из них, отирая лицо, перепачканное кровью.
— Да уж известное дело — не наша навозная жижа! — поддержал его другой епископ, догрызая рульку, то есть ляжку, Кураева.
Тут все зацыкали, скривили лица или, лучше сказать, рожи, и стали грозить правдорубу кулаками.
— А что, — сказал тот, — разве я неверно говорю? Разве вы все не пробовали её и не кривились потом, плюясь? Навозная жижа и есть. Самая настоящая! А тут — девственник, пятьдесят звёздочек или даже больше…
Будучи внутренне согласны с правотой сказанного, никто больше не хотел возражать и возмущаться. Наступила тишина. Её прервал епископ из Украины:
— Да! Знатный бы был из того кабанчика бекон!
— Никто не спорит! — поддержал его другой епископ из Украины, — такое мягкое, нежное сало! Так и тает во рту! Эх, взять бы великий шмат того гарного сала, да повезти в дар самому иерусалимскому патриарху! Не было бы стыдно! А какая солонина вышла б!
— А грудинка! Грудника-то! — вспоминал третий.
Тут кто-то не удержался и полез к вертелу, чтобы от жарящегося Кураева оторвать здоровенный кусок его окорока. Он уже почти совершил задуманное, но был остановлен и отогнан от вертела под возгласы всеобщего негодования.
Наконец, Кураев — и в жареном виде, и в варёном — был готов. Епископы расстелили на траве изысканную скатерть ручной работу, уставили её дорогими марочными винами и коньяками, а также закусками. Вместе с тем, что на ней стояло, эта скатерть походила на сказочную скатерть-самобранку. Наконец, мужеложцы-епископы приступили к своей скверной и нечистой трапезе.
Кураев был изловлен примерно в полдень; его готовка и приготовления к банкету заняли где-то полтора часа; а сам банкет под песни и пляски закончилась уже тогда, когда начало темнеть.
К концу пиршества вернулись автомобили. Епископы собрали остатки пищи и пренебрежительно бросили их в озеро на корм рыбам и ракам. Затем они затушили костры, расселись по машинам и разъехались.
Но пока они толпились возле своих машин, я узрел нечто странное; я увидел, как ведьма — да-да, самая настоящая ведьма! — совершала свой полёт на помеле. Даже сейчас, если вы отъедите подальше от городов, то сможете услышать от селян рассказы о ведьмах; а некоторые даже с уверенностью могут указать на какую-то старушку, живущую на отшибе, как на ведьму и поведать о её проделках. Куда летела эта ведьма? На шабаш? Или просто навестить свою товарку в такой же отдалённой деревне, в какой жила сама? Ведьма появилась со стороны леса; она вынырнула из корон высоких деревьев и, увидев людей, замедлила свой полёт; затем она снизилась и на бреющем полёте пронеслась над самыми головами столпившихся епископов. Те изумлённо стали пристально смотреть на неё и следить за ней. Тогда ведьма взмыла ввысь и к всеобщему изумлению сделала на метле петлю Нестерова, поприветствовав в конце отданием чести зрителей, словно заправский вояка-солдат генерала; после этого она перелетела через озеро и, набирая высоту и скорость, скрылась из виду.
Тотчас русалки повылазили из озера и, как и прекрасные дриады, стали подманивать к себе епископов. Но я уже знал, что надо делать. Я снова перекрестился и узрел тех, что принял образ этих русалок, — узрел омерзительных бесов. Разумеется, епископам они снова представлялись прекрасными нагими отроками или юношами, зазывающими прохожих в свои любовные объятия. Епископы, уже наученные горьким опытом, по-видимому, осознали то же, что и я. Кто-то из них снял со своей шеи панагию и перекрестил нечисть. Та взвыла и мигом спряталась в озере.
Наконец, епископы расселись по машинам и уехали обратно, в Москву. А я остался один и стал наблюдать закат Солнца.
Внезапно за моей спиной раздался шорох. Я инстинктивно обернулся и увидел, как из кустов выходила какая-то старушка, которая, как и я, наблюдала за всем, что происходило. Я немного испугался. Как она здесь оказалась?
Заметив мой испуг, старушка перекрестилась и успокоила меня, сказав:
— Раб Божий! Этой ночью мне явился архангел Гавриил и повелел придти сюда и затаится, чтобы наблюдать за страданиями великомученика, который будет жестоко убит нечестивыми служителями церкви, подобно тому, как это было на этом же самом месте давно, после революции. Он сказал, что я буду свидетелем, дабы поведать об этом всем людям. А ещё архангел повелел мне забрать великую святыню — сердце великомученика, чтобы до поры скрывать его, а затем, когда придёт срок, явить эту святыню в укрепление верным. А зовут меня Агафья Петровна Семелина. Я из ближайшей деревни, из Взагрейкино. Я пою там в церкви и читаю на клиросе, а также состою в церковной двадцатке.
— Слава Богу! — сказал я, — Только как же мы найдём эту святыню. Кураева-то, поди, всего сожрали, а если что от него и осталось, то всё это бросили в озеро!
Однако, я забыл про исходного Кураева! Пока мы с Агафьей Петровной так говорили, Андрей Кураев уже успел проснуться, выбраться из партизанского схрона и выйти из леса на поляну со святым источником. С удивлением и благоговейным трепетом уставились мы на него. Он постоял с минуту с недоумением — видимо, вспоминая, что с ним только что произошло. Наконец, он сел на свой мопед и уехал, забыв набрать воды из источника. Мы, разумеется, не стали его окликать.
Когда мопед Кураева и сам он скрылись из нашего обозрения, свернув за невысокий холм, мы вышли из леса на поляну, чтобы отыскать сердце Андрея Взагрея.
Мы долго бродили среди пепла, пытаясь найти хоть что-то из останков страдальца, но безуспешно. Наконец, старушка что-то вспомнила и сказала:
— А вы видели, как волк прибегал, что-то вырвал у великомученика из груди, а затем, когда его хотели пристрелить и он стал убегать, спрятал вырванное вон под тем кустом?
Мы пошли туда — и, о чудо! — увидели живое сердце, ещё бьющееся! Старушка истово перекрестилась и запела «Царю Небесный…»; затем она прочитала «Отче наш», снова перекрестилась и, достав обычную трёхлитровую банку, положила в неё сердце Кураева. После этого я проводил её до деревни, а затем сел в свой автомобиль и поехал домой.
Так пострадал святой великомученик метаморф Андрей Кураев-младший из Взагрейкино, то есть из села Взагрейское. Память о нём, благодаря Агафье Петровне, не исчезла вотще; тем более, что я был вторым свидетелем страданий. К тому же Андрей Взагрейский или, как его стали называть в простонародье, Андрей Взагрей, сам позаботился об увековечении своей памяти. На следующий год там, где пролилась его кровь, выросли изумительные цветы с красными цветками. Никто не знает, что это за цветы; одни говорят, что вид их неизвестен; другие говорят, что они принадлежат к уже известному виду, но только мутировали так, что до этого в таком виде прежде нигде не встречались. Эти цветы и их цветки оказались целебными: они лечат от различных болезней, в том числе от бесплодия и от рака. От взагрейского озера эти цветы начали распространятся повсюду по окрестностями. Верующие и неверующие жители Взагрейкино и окрестных сёл собирают их и с верой употребляют — как в сыром виде, так и делая отвары и чаи. Одно время по просьбам страждущих Агафья Петровна даже высылала цветы и их семена по почте. Эти цветы стали называть «цветами Андрея Взагрея» или просто «цветами Взагрея».
А что касается величайшей святыни — сердца Андрея Кураева Взагрея — то она, как сказано, до времени хранится у Агафьи Петровны и, вероятно, далее будет храниться у её потомков. Целый год сердце пребывает в мёртвом состоянии, представляя из себя лишь кусок иссохшей плоти. Но в день страданий великомученика Андрея оно оживает и по-прежнему, как и при его жизни, бьётся. Этот день стал настоящим деревенским праздником — по крайней мере, праздником для множества верующих селян. В этот день Агафья Петровна Семелина готовит обильную трапезу, мясную. За неделю до праздника зарезают специально откармливавшуюся для этой цели целый год хрюшку, а затем из неё готовят наваристый суп, жарят котлеты и отбивные, делают сало и холодец, дабы почтить и помянуть ещё не прославленного официально во святых великомученика. Также за несколько дней до праздника гонят самогон, добавляя в брагу цветы Андрея Взагрея, на которых эта брага и настаивается. Иногда, помимо годовалой свиньи, готовят также и молочного поросёночка — как символ младенческой непорочности Андрея Взагрея. Однажды я посетил этот праздник и могу засвидетельствовать, что после того, как косточки от трапезы были брошены больной и находившейся при смерти дворовой собаке, старому волкодаву, это животное на следующее утро выздоровело и, лая, весело бегало по двору, словно бы никакого недуга и не было.
Другой случай, засвидетельствованный мною лично. Заболела тёща одного моего давнего товарища по работе, кандидата наук. Я рассказал ему о «цветке Взагрея» и он загорелся желанием попытаться исцелить им болящую; тогда я дал ему немного листьев, а также лепестков, чтобы сделать отвар или чай. Я не знаю, что уж там происходило, но после этого он больше никогда к тёще не заходил, не пускал жену к матери, а при упоминании о ней всегда чертыхался и говорил, что она истинная ведьма. Единственное, чего мне удалось узнать, так это вот что. Как-то по пьяни, под Новый Год, этот друг рассказывал мне, что будто бы после того, как он напоил тёщу «тем самым чайком», он видел несколько часов подряд вместо её головы мохнатое свиное рыло с рогами.
Вы, вероятно, спросите: а как церковные верхи относятся к народному почитанию Андрея Взагрея, а также к его канонизации? И когда произойдёт эта канонизация? Что можно ответить на этот наивный «детский» вопрос? То, что церковные верхи уже высказали своё отношение к Андрею Взагрею, растерзав и сожрав его?! То, что если среди этих верхов и есть кто-то хорошо относящийся к Андрею Взагрею и даже молящийся ему, то он боится оных геев и членов оного гей-лобби, которые, не раздумывая, могут растерзать и сожрать его также, как они это уже сделали с Андреем Взагреем?
А что касается меня, то я, как и Агафья Петровна (и как множество простых верующих), денно и ночно молюсь, чтобы день канонизации Андрея Кураева Взагрея наступил как можно быстрее. Но, видимо, у Бога иные строки, чем те, которых бы хотелось нам. И нам, человекам, не остаётся ничего иного, кроме как смириться перед Божьей волей, уповая, что премудрость Божья лучше нас знает, когда и что подобает делать. Новомученики российские ожидали своего прославления более семидесяти лет. В конце концов, Андрей Взагрей оставил нам своё сердце — лучшего проповедника и свидетеля его подвигов и его страданий, ибо все мы лишь смертные люди, а это сердце есть проповедник и свидетель чудесно исцеляющий и чудотворящий, проповедник и свидетель, истинность которого засвидетельствована Самим Богом и очевидна всякому верующему в простоте сердцу.
***
Читатель! Что можно сказать, выслушав этот изумительный по простоте бесхитростный рассказ? Что можно добавить к тому, что уже сказал раб Божий Димитрий? Но мы, всё-таки осмелимся это сделать. Правда, речь пойдёт не об Андрее Кураеве Взагрее, а обо всем известном Андрее Кураеве.
Да, конечно, Андрей Взагрей — это не Андрей Кураев, а его однояйцевый близнец, которому Кураев приходится в некотором смысле и отцом. Но, как сказано, древо познаётся по плоду; явно же, что и одну ветвь древа можно познать по другой его ветви, как и одни плод по другому плоду. И отсюда ясно, что Андрей Кураев есть такое же дивное и благоуханное сокровище Господа, осиянное святостью, как и его брат и сын Андрей Взагрей, принявший муки растерзания и съядения от рук и прожорливых похотливых уст высокопоставленных церковных мужеложцев. И как облистал этот мир в краткий миг своей жизни Андрей Взагрей, так льёт и низводит нетварный свет Божий на души верных и Андрей Кураев — паче всего своими благоуветливыми и богопросвещёнными словесами премудрости. Поистине же не надо удивляться тому, что сие чудное и святое древо принесло свой священный плод на радость верным и во славу Церкви, совершив свой мученический и страдальческий подвиг!
О блаженный Андрее Взагрее, моли Бога о нас и не оставь нас своей милостью и своим заступничеством!
