О вредительстве и извращениях в миссионерском служении - 1

[temptator]

О вредительстве и извращениях в миссионерском служении

Вступление

Обращаюсь к вам, Андрей Вячеславович! Как известно, по изволению священноначалия, вас изторгнули из числа преподавателей МДАиС и из числа членов богословской комисии. Этим церковные власти ясно дали понять всем верующим и неверующим, что вы неудовлетворяете тем высоким требованиям, которые предъявляются к преподавателям МДАиС и к членам богословской комиссии и что вы ненадлежащим образом исопняли свои обязанности, будчи преподавателем МДАиС и членом богословской комиссии. Но при этом встает вопрос об оценке священноначалием вашей деятельности на поприще проповеди и миссионерского служения - надлежащим ли образом вы исполняли свои обязанности на этом поприще и соответствовали при этому тому выскому уровню, которому долджен удовлетворять проповедник, вступающий на это поприще. Кроме того, резонно встает и другой вопрос - не занимались ли вы на этом поприще прямым вредительством и извращением православного учения и православной педагогики. Я думаю, в свое вермя священноначалие - в том числе и соборно - даст свою оценку вашим дейсвиям на поприще проповедника и миссионера. Пока же смею предложить вам и прочим читателям мои скромные оценки вашей деятельности как проповедника и миссионера.

Андрей Вячеславович! Признавайтесь сразу - вредили? извращали? И как именно - по неразумию или же намеренно? Вобщем, как говорится, "Рцы твоя беззакония прежде, да оправдишися.".

1. как известно - и о сем явно говорит Кураев, - существует два способа проповеди, два способа миссионерства: философически-ориентированный и пророческо-ориентированный; соответственно, и проповедник при этом ставит себя в роль философа или же пророка. Встает вопрос: какой же способ избрать роповеднику и как сочетаются между собою эти способы? Философ говорит "от своего ума", изначльно ориентируясь на то, что его слово будет оспорено другим словом; ибо слово борется со словом и, как кажется, такая борьба может продолжаться бесконечно; философ нацелен на диалог и готов к тому, что его умозрение окажется ложным из-за его ошибок в рассуждениях; в качестве доказательств философ использует хитрые, сложные и изощренные хитросплетения словес, основанные на софистике, силлогистике и диалектике; философ рассуждает "по стихиям мира сего", основываясья на собственном уме и его способности к умозрению. Но не таков пророк; его пророеский дар не от его ума и его способности к умозрению, но есть некое великое дарование Духа Святаго; он рассуждает не взирая на стихии мира сего, но взирая на то, что явно открывает ему Бог в пророческих видениях; словеса пророка просты и понятны - какова и простота благовествования Христова, которая не по стихиям мира сего, но по тому, что ясно возвестило Слово Божие; словеса пророка чужды хитросплетений словесных, которые творит философ по правилам софистики, силлогистики и диалектики; словеса пророка сопровождаются велиим явлением силы Божией и Духа Божия и исполненыы оными явлениями силы и духа; сии-то явления силы и духа располагают сердца слушающих к словам пророка, к повелениям Божиим; словеса пророка подтверждаются знамениями и чудесами, которые повелевает сотворить ему Господь или которые совершает Господь по молитве и вере проповедника. И если даже проповедник и не совершает чудес и знамений - как это, как правило, зрим мы ныне, - все равно слова его исполнены силы Божией и Духа Божия. И такое проповедничество, исполненное силы Божией и Духа Божия также есть божественный дар благодати, божественный дар Духа Святаго. И пророк или проповедник возвещает не нечто, что может быть оспорено человеческим разумением, но возвещает истину и правду Божию, возвещает изволение Господа и слова Его, открывает мудрость Господню и ум Господень, которые превыше всякого человеческого ума и всякой человеческой премудрости. Такова-то разность между философом и пророком и между философической проповедью и пророчески-ориентированной.

Каковой же способ подобает избрать миссионеру, подвизающемуся на ниве Христовой, да и всякому проповеднику вообще? Разве не ясно из сказанного выше, что всякий верующий должен избрать способ пророческий, избрать проповедь в простоте благовествования Христова, яже от божестенной Премудрости, а не по стихиям мира сего, яже свершается во всяком явлении Духа и силы Божией? Разве не ясно, что оный проповедник должен весьма подозрительно относится к блядивой еллинской философии, яже есть в хитросплетениях и изощрениях плотского ума, следующего правилам софистике, силлогистике и диалектике? Вспомним, что говорили Святые Отца о философии! Не ясно ли давали они понять, что философия есть внешняя блядь и долждна быть таковой для всякого христианина? И не есть ли простота благовествования христова, явленного в Духе и силе и сопровождаемого многими знамениями, по своей сути нечто противоположное философии и ее методам? Ибо не блядивым еллинским философам, но ученикам Своим рек Христос: "Дам вам премудрость, которую никтоже не сможет противится". Вспомним, что премудро говорил протопоп Аввакум, - хоть, конечно, он и раскольник, - "Еллинских борзостей не текох, астрОномов риторских не читах, с философами мудрыми не бывах и с папежскими выблядками, кои честные брады на скаблены рыла променяли и Богу кукиш кажут, не беседовах! Токмо молюся, чтобы от греха мне сохранитися днесь.". И паки глаголал оный Аввакум: "Да и вси святии нас научают, яко риторство и философство — внешняя блядь, свойственная огню негасимому. От того бо раждается гордость, мати пагубе." Такова-то оная философия! Однако же при этом есть и иное, более умеренное мнение, которое возвещает  нам, что философия есть служанка богословия; и, ведаем, зело блядлива сия служанка, а посему требует велиего надзора от своей госпожи и велиего вразумления; ибо выше ум Господень и его Премудрость ума и премудрости человеческой; кроме же сего, ум, как и плоть человеча по грехопадении человеческом, дебелы суть, посему оный человеческий ум и зовется плотским умом, а не духовным, омрачен бо множеством бессчисленных грехов и поврежден и растлен есть, якоже и все человеческое естество.

Итак, путь пророка превосходнейший есть, нежели путь философа и требует стяжания особых божественных даров - как для зрения откровений Божиих, так и для проповеди словес Господних - как народу божию, так и язычникам. Как же проповедник может стяжать оный дар или оные дары? Ей, может человек обладать сими особыми дарами, не будучи в иерархии церкви - ибо пророки Ветхого Завета не все были левитами; ибо и в древней Новозаветной церкви многие получали дар языков и дар пророчества, не будучи ни диаконами, ни пресвитерами, ни епископами. Но ведомо нам, что тем, кто обличен священным саном, Господь особо подает дар Святаго Духа, необходимые им для прохождения своего служения; но разве служение пресвитера и епископа не включает в себя проповедь и месссионерства? Ей, включает! А посему, заключим, епископу и иерею Господь подает особые благодатные дары Духа Святаго, кои способствуют им исполнять свое проповедническое и миссионерское служение. Дьякон же, видимо, лишен оных даров, ибо не есть проповедник, но печется о столах и помогает иерею при богослужении.

Воззрим же, братья и сестры, на сегодняшних миссионеров, а именно, главным образом, на Андрея Кураева, и посмотрим - как совершает он свою миссию среди верующих и неверующих. Что так часто в начале своих лекций говорит Кураев? Ей, говорит он - и, притом с велиим самодовольством, - что изначально избрал он путь философа, а не пророка! О окаянный Ондрее! О вы, слепые, что внимаете ему! Аще не ведаете, что глаголет вам Кураев? Ей, говорит он вам, что изначально будет глаголать вам от блядивой еллинской философии, яже по стихиям мира, яже от дебелого, греховного и растленного ума человеческого, яже исполнена великого хитросплетения словес, следующих законам софистики, силлогистики и диалектики, и яже чужда простоте благовествования Христова, свершаемого в Духе Божьем и силе божьей и подтверждаемого множеством чудес и знамений. И вы всему этому внимаете, о несчастные? Но, может быть, оный Ондрей Кураев все-таки обладает некими божественным дарами Духа Святаго, которые помогали бы ему свершать благовествование Христово в простоте, в явлении Духа и силы? Но разве обладающий подобным даром, зря и понимая все его превосходство благовествования по этому дару по сравнению с философической проповедью, - разве бы он избрал путь философа, вкусив божествнной Премудрости от непорочного и благого ума Господня? Ей, невозможно сие; и это показует нам, что чужд Кураев благодатного проповеднического дара, сходящего выше, от Отца светов. Но, может быть, он имеет таковой дар не потому, что собственным благочестием и собственными подвигами, по вере, стяжал его - аки бы некий дар глаголания на неизвестных языках - но по сану своему наделен сим проповедническим даром? Вспомним же, что оный дар, присущий человеку по священному сану, более приличествует не диакону, но иерею и епископу. Посему и такого дара благовествования Кураев тощ есть.

И зде не ясно ли тут всякому, что Кураев свершает свое миссионерское служение по блядивому и растленному грехом дебелому уму своему, коий следует стихиям мира сего и коий изощрен в хитросплетениях словес блядивой же еллинской философии с ее софистикой, силлогистикой и диалектикой, а не по благодатному дару Святаго Духа, коий наставляет свершать благовестие Христово в простоте, Духе и силе? И се, спросим зде: не потому ли не стремится оный окаанный Ондрей Кураев к посвящению в иерейский сан, что боится получения дара и силы проповедничества от Духа Святаго - потому что божественная благодать, немощная врачующая и оскудевающая, может быть, исцелит страсть Кураева к философии и тако лишит его возможности блядствовать в оных еллинских философических хитросплетениях словес по стихиям мира сего в своей растленном и дебелом греховном уме?

О окааный Ондрее! Се - первая вина твоя: предпочел ты путь блядивого философа пути умудренного Господом пророка и проповедника, который действует от имеемого в себе и возогреваемого в себе благодатного дара Божия.

И сие есть ничто иное, как явное вредительство в миссионерском служении и ничто иное, как явное извращение миссионерского служения.

А се - вторая вина твоя, окаанный Ондрее: не стремишися ты к стяжанию божественных даров благодати, который умудрили бы тебя, как совершать проповедь и миссионерское служение и не стремишься ты к исцелению слепотствующего в тме и растлении греха и дебелости ума своего, дабы познал он всю суетность и блядивость еллинской философии и тако отвратился бы от нее. И се есть велий твой недостаток.

Представьте же себе, братия и сестры, коим образом могла бы выглядеть православная миссия в Византийской империи при православных царях в 4 веке, если бы в Афинскую академию с ее языческими философами и студентами пришли бы блаженный пророк Илия и блаженный Моисей! Ей, блаженный оный Моисей, ничего не глаголя, явил бы прежде чудо - например, бросил бы в огнь Священное Писание вместе с блядивыми измышлениями еллинских философов и риторов; и все узрели бы, яко последние пожерл бы огнь, а первое же осталось нерастленно; и все подивились бы божественному чуду. Или мог бы блаженный оный моисей сотворить чудо более сего: сам бы взошел на костер вместе с оным известным блядивым и омраченным тмою греха еллинским учителем философии Лаванием; и се, все бы узрели, яко нерастленен оказался Моисей, а Лавания же пожерл огнь. И все удивились бы божественному чуду и отверзли уши свои и ум свой к словесам оных божественных пророков. По возвещении же божественного учения в простоте Христовой, в Духе божьем и силе божьей, оные божественные учителя разделили бы слушавших на тех, кто уверовал и тех, кто не уверовал; И тогда вышел бы блаженный илия-пророк, достал бы огромный нож или меч и на виду у всех зарезал бы блядивых еллинских философов, преподававших в оной Академии и развращавших юношество своей философиею - так, как некогда зарезал блаженный оный Илия восемьсот языческих пророков; и тогда пожжены бысть в огне все блядивые философские измышления; и тогда рек бы блаженный пророк Моисей к уверовавшим студентам: возмите мечи в руки свои, и да истребите из среды себя каждый брата своего и ближнего своего, который неуверовал - так, как Моисей с левитами истребил многих от Израиля, поклонившихся златому тельцу. И полегли бы оные безбожные студенты, не отрекшиеся философического блядствования по стихиям мира сего. И убоялись бы Господа все и, в особенности, те, кто учился и преопдавал в иных академиях и школах. И, как ясно, оные побитые приверженцы еллинской философии погибли бы как похулившие Духа Святаго - ибо явно зрели и чувствовали они деяния и дыхания Духа Святаго и отвергли его и тако погибли в своем безбожном и богопротивном блядстве.

О оканный Андрее! Разве не ведаешь, что слово борется со словом, сиречь, одна философия с другою философиею, но какие словеса и философию можно противопоставить делу, паче же такому делу, которое есть божественное чудо или божественное знамение?! Почто же не ревнуешь ты о больших дарах духа Святаго, дабы свершать миссию среди преподавателей и студентов? Почему не молишь о сих дарах, обращаясь к св. Моисею к св. Илии-пророку, дабы те вразумили тебя, что тебе подобает делать, дабы не оскорблять величество Божие блядствованием?

2. Второй важнейший вопрос, относящий к области современного миссионерского слжения и современной проповеди, - это вопрос о так называемом гуманизме и отношении к нему. Чтобы определится с этим вопросом, прежде всего отметим о коренном различии правослваного вероучения с идеологией гуманизма: православное вероучение бого-центрично, в то время как идеология гуманизма - человеко-центрично; в центр гуманизма ставится человек со всей его греховной поврежденностью и всеми его грехами и страстями; и, как ясно, то, что первое и вторая имеют одной из своей важнейших и главных составляющей любовь к человеку и заботу о человеке, никак не упраздняет собой это коренное различие. Второе коренное различие между православным вероучением и идеологией гуманизма заключается в том, каковы истоки одного и другого. Как ясно, источником православного вероучения является божественное откровение; источник же гуманизма весьма и весьма инаков и даже противоположен. Прежде всего отметим, что гуманизм зародился в эпоху возрождения; возрождения же чего? - спросим мы. Очевидно, как это известно из истории, возрождения язычества и блядивой еллинской философии. Но разве не сказано: "Все боги народов - бесы"? Разве неизвестно, что еллинское философия есть сплошное блядствование, сплошное блуждание дебелого и растленного грехом и страстями помраченного человеческого ума в дебрях словесных хитросплетений, следующих правилам софистики, силлогистики и диалектики, которое свершается по стихиям мира сего и, порой, под воздействием духов злобы поднебесных? Итак, источник гуманизма - бесовское откровение, а также блядливое умозрение поврежденного и растленного грехом и страстьми человеческого ума, совершаемое по стихиям мира сего и подверженного воздействию бесов. В этом смысле, очевдино, можно сказать, то источники правослваной веры и идеологии гуманизма диаметрально противоположны друг другу. Поэтому и неудевительно, что блядивый ум философа, следующий еллинским мерзостям и еллинским умственным хитросплетением, почитает за зло то, что просвещенный богом богослов или стяжавший благодать Святаго духа исихиаст почитает за добро и наоборот, то, что первый почитает за зло, второй почитает за добро. Так, например, гуманист может почитать за зло тяжелую человеческую болезнь, видя очевидные страдания человеческого существа и не вдия то, что проистекает из этих страданий в грядущей жизни; богослов же и исихиаст могут видеть в этой болезни благо - ибо она может подвигнуть человека к покаянию и научить смирению, что произрастит великий плод по всеобщем воскресении. Итак, для гуманизма эта болезнь весьма и весьма негуманна; для просвещенного же богослова и исихиаста - весьма и весьма человеколюбива. И в этом-то и есть, очевидно, "ум Христов". Кто же дал верующим ум Христов, способность к духовному, а не только лишь плотскому рассуждению? Какой блядивый гуманист, следующий еллинским философам и риторам, провозгласил воскресение во плоти? Кто из них проглаголал о таинствах грядушей блаженной жизни с Богом? Кто из них провозгласил о поврежденности человеческого естества? Ей, кое-о чем говорили и блядивые елиинские философы - но тускло и весьма гадательно. Явно же об этом провозвестили божественные пророки, Сам Бог и Его апостолы. Они-то и даровали разумение верующим, они-то и даровали им ум Христов. Отсюда имеем третье коренное различие между православной верой и идеологией гуманизма, касающееся их способа мудрования: гуманизм естьблядословное мудроствование и суждение по-плоти, православие же есть богопросвещенное мудрствование и суждение по духу.

Итак, если рассуждать по-плотски, гуманистически, спросим: где гуманизм Бога в смертном приговоре не только согрешившим Адаму и Еве, но и всему человеческому роду, от них происшедшему? Где гуманизм Бога в том, что поврежденную природу человеческую наследовали те, кто не был лично виновен в том грехе, который привел к ее повреждению? Где гуманизм Бога, казнящего и наказывающего человеческий род ужасными болезнями - проказой, бешенством, гангреной, сифилисом и другими, - и ужасными бедствиями - голодом и неурожаями, наводнениями и землетрясениями, градобитием и иными? Что же касется грядущего Страшного Суда, то ведаем, что лишь горстка верных изо всего человеческого рода станет одесную Господа и сподобится Царства Небесного и благ жизни будущаго века; прочие же осуждены будут на вечные мучения в озере огненном; где же, спросим, здесь гуманизм Господа нашего?

Где, спросим, зрим мы гуманизм в великом и страшном убиении всех первенцев среди Египтян на Пасху Господню и в великом и страшном истреблении ханаанских народов, когда повелено было истребить и детей, и беременных женщин? Где гуманизм в приказе истребить пленных мадианитян, данном блаженным боговидцем Моисеем, - истребить так, что были оставлены в живых лишь девочки, не познавшие мужеского ложа? Как согласуется, это, спросим, с соверменным правилом ведения войн? Разве гуманен, спросим, "опричный перебор людишек", который устроил оный боговидец Моисей вместе с левитами, когда израильтяне поражали каждый ближнего своего, каждый брата своего за грех идолопоклонства? Как согласуется это со свободой вероисповедания? Разве гуманен был богоотец царь и пророк Давид, когда, истребляя аммонитян по заповеди Господней, он ложил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросал и в обжигательные печи - надо пологать, ложил и бросал еще живых аммонитян? И разве был Давид обличен в сих казнях каким-нибудь пророком, наподобие того, как пророк Нафан обличил его в убийстве мужа Вирсавии? И, спросим, - разве эти казни соответсвуют соверменным "гуманным" правилам ведения войн и, в частности, обращения с пленными? Разве гуманен был пророк Елисей, когда за шутку над собой проклял множество детей - так, что после их проклятия вышли из леса две медведицы и умертвили 42 ребенка? Разве гуманно было установление института рабства в Ветхом завете и оправдание рабства в Новом Завете, причем рабства в языческих государствах, которое было тяжелее рабства среди Израильтян? Где гуманизм в словах о том, что неплохо окровянить ребра худому рабу? Где гуманизм в словах Христа о том, что не мир пришел он принести, но меч, дабы венсти разделение даже между ближайшими родственниками? И в словах Христа о том, что огоно Он пришел низвести на землю? Где, спросим, гуманизм, в дозволении духам злобы истязать на мытарствах души усопших? Где гуманизм в различных мучениях, коими ныне мучаются в аду умершие грешники? Где гуманизм в предписании предавать казням прелюбодеев и мужеложцев? Где гуманизм в новозаветных словах "жена да убоится мужа"? Разве гуманно было избиение персов в Пурим народом божиим? Разве гуманно поступил блаженный пророк Илия, когда зарезал зараз восемьсот языческих жрецов? Где здесь, спросим, религиозная толерантность? И гуманно ли поступил Бог, когда не предотвратил избиение жителей Иерусалима и разорение Святаго града при Тите и Веспасиане, что, очевидно, произошло в наказание за казнь и отвержение Единородного Сына Божия, Иисуса Христа? Вспомним также и слова блаженного Иоанна Кроншатдского к тем, кто дерзнул вскрыть его могилу: "Нечествцы! Потоплю город кровь и уморю голодом!"; не исполнилось ли сие во времена осады? и было ли это гуманно? А гуманно ли было наказание от Господа всему народу израильскому за грех царя Давида? А гуманна ли месть потомству грешника за грех родителя до 3 и 4 колена? Гуманно ли, спросим. то, что в Ветхом Завете проклятий гораздо больше, чем благословений и все они обращены не к язычникам, а к народу божию? Спросим: разве гуманно было казнить Онана за герх его, который ныне гуманисты вовсе и не рассматривают как грех? Гуманно ли было обращать жену Лота в соляной столп лишь за то, что она обернулась назад? Гуманно ли спросим, доносить на брата, сестру, мужа, жену, отца, мать в отступлении от Господа - так, что вполседствии они будут преданы за это казни? Гуманно ли отсекать руку жене, которой она схватилась за мужеский срамной уд? Не более ли гуманно было бы позволить мужу схватиться в отместку за срамную щель или за грудь жены? Гуманно ли лишать сына блудницы возможности войти в общество Господне? Гуманно ли вырубать чужия священные рощи и рушить изваяния языческих богов и языческие храмы? Как, спросим вновь, это совместимо с гуманистической свободой вероисповедания и гуманистической же толерантностью? Гуманно ли было лишать первенца Исава первородства и родительсткого благословения? Гуманно ли было требовать от Авраама, чтобы он принес в жертву своего единородного сына? Гуманно ли было проклинать потомков Хама за грех их отца, обрекая их на рабство? Гуманно ли по нынешним меркам было истреблять всех подряд в Содоме и Гоморре? Наконец, гуманно ли то, что Господь допустил мучения и казнь Сына Своего Иисуса Христа? Гуманно ли то, что Бог допустил прияти мученическую смерть всем апостолам? Ей. если рассуждать по-плоти, то нет в сем у Бога никакого гуманизма и человеколюбия; но мы, наученные от Бога мудрствовать духовно, ведаем, что человеколюбив Бог, правосуден и праведен, премудр и непостижим в деяниях Своих и в промысле Своем.

Не есть ли гуманизм нечто богоборческое? Не был ли гуманистом ап. Петр, когда противоречил Христу, дабы Тот не шел на добровольную смерть и добровольные страдания, и когда услыша: "Отойди от Меня, Сатана, ибо ты помышляешь о человеческом, а не о божеском!"?

Итак, наша альтернатива гуманизму, мудрствующему по-плотски - богопросвещенное духовное человеколюбие. В педагогических целях. возможно. кто-то может попытаться назвать оное богоцентричное богопросвещенное духовное человеколюбие "христианским гуманизмом" с тою целию, чтобы привлечь к христианству сердце тех, кому нарвится гуманизм. Только, спросим, не запутает ли такое название слушателя и не вызовет ли непонимание ими сути того, что скрывается за названием? Ведь из сказанного нами выше ясно, что в  прямом смысле слов "христианский гуманизм" есть некая химера, некий оксимомрон. И, тут же заметим, вовсе недопустимо говорить "христианский гуманизм" тогда, когда под этим понимается "обычный гуманизм" - например, в таких случаях, когда проповедник считает, что у "обычного гуманизма" по сути христианская, православная природа и что этот "обычный гуманизм" "естественным образом" инкорпорируется в систему христианских ценностей либо же "естественным образом" уже содержится - пусть, может быть, и не очень явно - в системе христианских ценностей.

Теперь следует сказать, во-первых, о связи гуманизма с фармазонством и иллюминатсвом, и, во-вторых, о связи гуманизма с концепцией "христианства с человеческим лицом". Как известно, основатели и столпы гуманизма зачастую были фармазонами и иллюминатами; в то же время достаточно очевидно, что учения фармазонов и иллюминатов в основе совей глубоко гуманистичны.

Как известно, одиними из основных лозунгов фармазонства является лозунг "Свобода! Равенство! Братство" При этом данные лозунгам придается глубокая гуманистическая мотивация, а сами эти гуманистические лозунги испльзуются для оправдания бунта против богоустановленных религиозных законов и против Бога, а также для бунта против богоустановленного иерархического устроения человеческого общества. При этом, что касается религиозных практик фармазонов, то заметим, что их предшественники - тамплиеры - практиковали ритуальную содомию и поклонение идолу Бофамета; это же поклонение идолу Бофамета сохранилось и среди фармазонства. Иллюминатство же, напомним, - это чадо фармазонства. Как известно, фармазонство и иллюминатсво работают на разрушение христианской церкви. Из сказанного естественным образом возникает вопрос: Ввиду стольк тесной связи фармазонства, иллюминатства и гуманизма - не таится ли за личиной "христианского гуманизма" самое настоящее фармазонство и иллюминатсво, работающее на разрушение церкви и веры? И не располагает ли принятие "христианского гуманизма", за которым скрывается гуманизм обычный, к вступлению в ряды фармазонов и иллюминатов?

наконец, обратимся к концепции "христианства с человеческим лицом". Ввиду очевидной "антигуманности" христианства и христианского Бога сторонники этой концепции пытаются "модернизировать", изменить - а, по сути, исказить - православное вероучение и православную практику так, чтобы придать ей гуманистические черты; как ясно, архитекторы "христианства с человеческим лицом" суть гуманисты, а, значит, имеют тесную связь и тесное единство с фармазонами и иллюминатами. Ясно также, что в своей основе "христианство с человеческим лицом" глубоко гуманистично в своей основе. Как ясно, подобное "гуманистическое" искажение христианства недопустимо и христианин не может быть приверженцем концепции "христианства с человеческим лицом". Вновь спросим: ввиду стольк тесной связи концепции "христианства с человеческим лицом" с гуманизмом, а последнего - с фармазонством и иллюминатством -  не таится ли за личиной "христианства с че ловеческим лицом" самый настоящий гуманизм, а также настоящее фармазонство и иллюминатсво, которые работают на разрушение церкви и веры? Спросим: Не есть ли "христианство с человеческим лицом" и , которое строят архитекторы христианского гуманизма, тем же, что и "социализм с человеческим лицом" - некоторая переходная концепция социализма, в действительности служащая для упразденния социализма и коммунизма, для борьбы с ними? И не ждет ли с "христианским гуманизмом" церковь то же, что случилось с СССР после так называемого "возвращения к ленинским нормам"?

Наконец, упомянем еще вот о чем. Как ясно из сказанного, следование гуманизму не позволяет или позволяет, но с большим трудом, отрывать человека от его плотского мудрования и привести его к мудрованию духовному, дабы обрел он ум христов. В то же время напоминания о справделивых и правосудных деяниях Господа, сопровождающихся различными казнями, наказаниями и бедствиями с большей легкостью обрести мудрование духовное.Теперь обратимся к современной практике проповеди и миссионерского служения - в особенности к миссионерскому служению отца Андрея Кураева.

Как известно, Господь милосерд, любовеобилен и человеколюбив; но, в то же время Господь и праведен и правосуден; и, хотя, как известно, милосердие и любовь Господа превосходят Его правосудие - так, что Бог скорее есть любовь, чем правосудие и справедливость - но, тем не менее, о его правосудии и справедливости никогда не следует забывать. Разумеется, для проповедника и миссионера естественно привлекать сердца людей к православию, показывая и являя Господне милосердие и человеколюбие; но хорош ли будет тот проповедник, который, говоря о любви и милосердии Бога совсем забывает о Его правосудии и спрведливости, основываясь на том, что людям будет неинтересно и даже некомфортно слушать об этом, так как правосудие и справедливость подразумевают суд над грешником и его наказание, а люди весьма и весьма грешны и грехолюбивы. Итак, истинынй проповедник должен не только изобильно говорить о любви и милосердии Бога, но, вместе с тем, не забывать говорить - хоть, может быть, и не столь обильно - о божественном правосудии и божественной справедливости, говорить о неизбежном и неумытном суде над грешниками и о страшном для них наказании - как в этой жизни, так и в будущей, в аду и в озере огненном, уготованном дьяволу. И не неразумен ли будет тот, кто, говоря о первом, о милости и любви, умолчит о втором, о правде и суде? И если кто-то таковой найдется, то, спросим, чем руководствуетсяя такой человек в своем выборе способа проповеди? Конечно, можно сказать, что таковой проповедник не хочет огорчать слушателей. Но, спросим, разве мудро так поступать? Разве не говорил некогда ап. Павел, что в последние погибельные времена ученики изберут себе таких учителей, которые будут ублажать слух? и разве не известно, что иных надо страхом спасать и посему здесь весьма полезен страх божий, вызываемый божественным судом и последующим наказанием от Господа? Итак, подобные миссионеры и проповедники, только лишь "ласкающие слух", весьма и весьма немудры. Но возможена и другая причина подобного "ласкательства слуха" - это гуманизм или "христианский гуманизм", под которым следует понимать, по своей сути, обычный гуманизм же.

Спросим: где в речах Андрея Кураева напоминание о глубокой греховности слушающих? Где напоминание о страшном Суде Божьем и о прохождении ужасных мытарств? Где напоминания о тех казнях и бедствиях, которые будут претерпевать и уже претерпевают грешники и в сей жизни, и в будущей? Много ли вы слышали подобных мест в речах Андрея Вячеславовича? Не слышим ли мы противоное - одно лишь "ласкательство слуха" о милосердии Бога и его Любви, которое любовью Христовой, божественной любовью доходит до того, что затмевает в умах слушающих мысли о собственной греховности и о правосудии божьем и справедливости божьей. Где у Кураева вы слышали прославление дел Моисея, Илии, Давида, Иисуса Навина, Елисея, Есфири и прочих божественных пророков, угодников и святых Ветхого Завета - дел, очевидно, совершенных о Господе? Почему Кураев не устрашает слух читателей угрозами страшных бедствий и болезней за их грехи? Часто ли он говорит о заушении Ария? А о расторжении чрева злочестивого Ария по христианской молитве? Где само напоминание слушающим о том, что они весьма и весьма грешны? Всего этого нет. Так почему же тогда Кураев не говорит этого? Очевидно, потому, что Андрей Вячеславович - приверженец идеологии "хистианского гуманизма" - то есть, обычного гуманизма, и концепции "христианства с челоеческим лицом". А отсюда, как ясно, он предрасположен к фармазонству и иллюминатству. И этот-то "христианский гуманизм", и эту-то концепцию "христианства с человеческим лицом", эту предрасположенность к фармазонству и иллюминатсву Кураев и вбивает в головы слушающих его. Так чего же хочет Кураев? исказить православное учение гуманизмом? Тогда не удивительно, что он столь привержен блядивой еллинской философии, яже по стихиям мира сего и от растлившегося и опрокаженного грехом скукдного и плотского человеческого разумения. О окаянный Ондрее! Что ты твориши! Убойся, несчастный, Господа Бога твоего, сотворшего тя! И да сохранят нас от таких проповедников и миссионеров божьи угодники и Пречистая Божья матерь!

Итак, в сей приверженности к плотскому словоблядственному гуманизму в ущерб и богооткровенному духовному человеколюбию и даже насупротив ему, в сей любви к оному гуманизму - равно как и в приверженности концепции "христианству с челоеческим лицом", предрасполагающих человекам к скверным фармазонству и иллюминатсву, мы видим ничто иное, как вредительство в церкви, вредительство в проповедании и в миссионерском служении, а также изварщение церковных порядков и извращение самой сути церковной проповеди и миссионерского служения. И в сем вредительстве и извращении - се, вторая вина твоя, окаянный Ондрее! И то, что не хочешь ты и не стремишься, о Ондрее, перейти от блядского плотского мудрования к мудрованию духовному и тако стяжать ум Христов - се есть велий и велий твой недостаток и вина твоя.

Итак, пусть ведают грешники, дошедшие в грехопадениях своих до велиего неистовства, и беспечно зраящие при этом на милосердие и любовь Христовы, что у Бога пилы, молотилки, топоры и обжигательные печи Господни "стоят на запасном пути" и да убоятся они казней, которые могут быть наведены на них - не только в веке грядущем, но и в сей жизни.